– Отец? Ты меня звал? – заглядываю в его
кабинет, ожидая увидеть только его.
Но, к моему большому сожалению, оказывается
он там не один. И даже не абы с кем. А со
своим начальником безопасности. Грубый
и наглый тип! Натягиваю на лицо одну из
своих «приветливых» улыбок и прохожу
в центр комнаты.
Я – светлая княжна Филана Армбелинг.
Приёмная, но любимая дочь Князя Теорона
Армбелинга. Родных детей у него нет, так
уж вышло, зато есть я. Как таковых
привилегий у меня нет. Знатный род не с
рождения, – родители были простыми
рабочими – светскими манерами обладаю
поверхностно – оттого и не зарится на
меня высший свет. Да отцу, пожалуй, это
только и на руку. Чем меньше ухажеров,
тем меньше проблем.
Устало вздыхаю и с гордостью смотрю на
родителя. Осанку прямее, ручки сложены
одну на другую. Будем пытаться казаться
более элегантной в глазах этого мужлана
Глена.
– Филана, думаю, тебя не стоит знакомить
с моим начальником безопасности.
– Не стоит, – подтверждаю. Имела честь
лицезреть неприятное действо с ним в
главной роли. Ну как, неприятное. Скорее
неприличное. Средь бела дня в наглую
лапал дочку конюха. И не только лапал.
– Вот и славно. С этого момента он твой
на год, – огорашивает меня своим отцовским
словом.
– Что значит… мой? – выдаю непослушным
голосом.
– Твой, Филочка, – воркует этот тип,
нагло развалившись в бархатном кресле.
– Хотя, – тянется в мою сторону и с шумом
вдыхает воздух. – Фиалка. Приятно
пахнешь, – развязно улыбается.
Люблю принимать по утрам ванну с пеной
исключительно со сладкими запахами. Но
именно сегодня захотелось разнообразия,
чего-то цветочного. Отговорила меня
судьбинушка от привычного, а то звал бы
меня персиком. Я даже поёжилась от
такого.
– Отец? – игнорирую Глена.
– Тебе не стоит углубляться в причины
данного наказа.
– Что значит не стоит?! – восклицаю
возмущенно. – Теорон Армбелинг, я живу
одна, если ВЫ не в курсе. Не считаете,
что подселять ко мне мужчину не совсем
здравый смысл?
– Я рад, что моя хозяйка более эмоциональная,
– хмыкнул Глен. – А то ненароком решил,
что придется изнывать от скуки.
Стреляю глазами в этого нахала, а потом
опаляю взглядом Князя. Тот устало
выдыхает и, видимо, уже подумывает
изменить своё решение. Но удача
разворачивается ко мне задом. Чтоб ты
был проклят, Глен Рокферг.
– Придется вам уживаться вместе. И тебе,
Фила, это пойдет на пользу больше всего...
Не успеваю возмутиться и поинтересоваться:
«А с какого, простите, перепугу то?!»
– … Тебе пора выходить из своего укрытия
и учиться находить язык с мужчинами.
– Это он то мужчина? – хмыкаю, глядя с
высока на сидящего всё так же вразвалочку
моего нового раба. – Увольте, батенька!
С такими иметь дело нет желания!
– С какими такими? – лениво, но с едва
уловимыми нотками угрозы интересуется
ОН.
– Бабниками! – пыхчу, как паровой
автомобиль.
Тьфу, дожила называется. Меня теперь
насильно госпожой делают. В наших краях
рабство не такое уж редкое дело. У многих
дворян, знаю не понаслышке, их по двое,
а то и по трое. Кто использует их для
хозяйства, а кто и… по естественной
нужде. Окидываю оценочным взглядом
подтянутого мужчину и воочию представляю
каким рельефным выглядит его торс, какой
он на ощупь. Сама от своих же мыслей
заливаюсь краской, что не остается без
внимания.
– Хм-м-м, – раб довольно ухмыляется
своим мыслям и, кажется, уже начинает
строить на меня планы. Не дождется!
– Вижу, подружитесь.
– Отец…
– Ставь свою подпись на документе и
можете быть свободны. Только…
Уже заношу руку над документом, чтобы
поставить подпись, но от последующих
слов эту же самую ручку и роняю. На пол.
– … в подоле не принеси.
Глен опускается на одно колено, подбирает
уроненный мной предмет и как бы невзначай
– хотя думаю специально – касается
моей оголенной лодыжки. Меня, как огнем
опаляет. Отскакиваю от него в сторону
и шиплю разъярённой кошкой:
– Не смей меня трогать.
Лицо мужчины в ту же секунду искривляется
от болезненных ощущений. Это понятно
по тому, как он шипит, сдерживая не то
крик, не то брань. Я с испугом бросаю
взгляд на бумагу.
– Я же не ставила свою подпись! Так
почему?
– На документе твоё имя. Этого достаточно,
чтобы иметь возможность приструнить
обнаглевшего раба.
– Что же будет, когда я поставлю подпись?
Я даже забываю, как дышать. Господская
подпись, по слухам, имеет особую силу
на таких документах.
– А ты поставь и проверь, – ухмыляется
батюшка. – Ему даже полезно. Рабство –
не курорт. Он и так избежал смертной
казни.
Да что же он такого натворил, что его
приговорили к высшему наказанию? Обычно
преступники отделываются штрафами или
исправительными работами, более злостные
– отправляются на каторгу. А чтобы к
смерти? На моей памяти таких было всего
двое. И он один из них.
Перевожу ошалелый взгляд на мужчину, а
тот выглядит совсем присмиревшим. Один
глаз прикрыт, видимо, не отошел еще от
острой боли, дыхание тяжелое, словно
марафон пробежал. И если бы он стоял и
дальше с закрытым ртом, я бы его даже
пожалела.
– Что, госпожа, хотите меня утешить в
своих объятиях?
