Редактор Анна Пташинская
Дизайнер обложки Жанар Сағидолла
© Светлана Рябченко, 2021
© Жанар Сағидолла, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0053-3781-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Много лет я жила с ощущением того, что мой ребенок мне мешает: жить полной жизнью, путешествовать, создать полноценную семью, построить гармоничные отношения с мужчиной.
Весь последний год я работала над тем, чтобы принять своего сына таким, какой он есть. Когда подростковый возраст накладывается на такое психическое заболевание, как шизофрения, поневоле теряешься. Сложно понять, где подростковый бунт, а где поведение, связанное с диагнозом? Несмотря на то что я активно продвинулась в других сферах, укрепила свое финансовое положение, стала более открытой к людям и миру в целом, отношение к ребенку не менялось. Он по-прежнему меня раздражал. Мне хотелось как можно меньше времени проводить рядом с ним. Понимала, что это неправильно, но поделать ничего не могла.
При этом каждый, кто узнавал мою историю, с кем я делилась подробностями жизни, поражался тому, как много я сделала и чего добилась. А мне казалось, что этого недостаточно, ведь главная проблема оставалась нерешенной. Возникало ощущение, что я одна такая «особенная», кто с этим столкнулся. Все любят своих детей, а я терплю. По крайней мере мне так казалось.
Я не могла писать об этом в своем блоге. Да, посты в нем основаны на собственном опыте, но далеки от темы детей. Слишком глубокие переживания, которые не уместишь в 2200 знаков. Требовался иной формат. Только совсем недавно, на одной сессии, куда пришла с этим запросом, я осознала, что принятие и любовь к сыну уже есть во мне. Они были там все время, но я упорно это отрицала. Так мне было выгодно.
Я будто посмотрела на ситуацию совсем другими глазами и поняла, что столько времени и нервов потратила на культивирование внутри себя чувства вины. Осознав это, мне очень захотелось поделиться своим опытом с мамами, которые столкнулись с подобной проблемой. Рассказать о том, что это не конец света и со всем можно справиться. Я решила написать книгу.
Пока зрела идея книги, в моей жизни происходили разные события. Встречи, расставания, ошибки в отношениях и интересные знакомства, которые переросли в дружбу. Множество нюансов общения между мужчиной и женщиной я узнала за последние полгода. Каких ошибок я могла бы избежать, если бы знала это раньше! А почему бы не написать и об этом? Да, мы наступаем на те же грабли, пока не набьем достаточно шишек, чтобы отбросить этот садовый инструмент и пойти верным путем. Так пусть мой опыт поможет кому-то пойти более легкой дорогой, познакомиться с собой настоящей чуть раньше, найти свое счастье, в чем бы оно ни заключалось.
Я открыла глаза в палате реанимации. А может и нет, но это была не обычная палата для мамочек. Было светло, значит, наступило утро. Дико хотелось в туалет. Болел низ живота. Я опустила руки и нащупала какой-то холодный предмет ниже пупка. Видимо, грелка, хотя в этом случае больше подходило «холодилка». В горле пересохло от жажды. Я попыталась позвать кого-нибудь, но из горла вырвался хриплый рык.
В палату вошла медсестра и спросила:
– В туалет пойдете? Помощь нужна?
Ну еще бы она была не нужна, когда даже встать не можешь. Она бережно обняла меня под мышками и положила мою левую руку себе на плечо. Ноги подкашивались, пресс болел неимоверно.
– А как долго болеть будет? – спросила я свою спасительницу, пока мы медленно шли к выходу из палаты.
– Поболит и перестанет. Что ж вы хотите, мамочка, вас ночью оперировали, сразу не заживет.
Звучало не очень обнадеживающе. В глазах заплясали светлые искорки. «Только обморока мне не хватало, – мелькнула мысль, – вот позорище будет!»
– Мамочка, да вы побледнели. Вот стеночка, опираемся на нее и стоим. Вот так, хорошо. Скажете, когда лучше станет.
Ее слова доносились как сквозь толстый слой ваты. Он обволакивал, мешал соображать и реагировать на обращенные ко мне фразы. Позыв в туалет развеял туман перед глазами. Я кивнула и промычала:
– Мне лучше.
Кое-как добравшись до кабинки, я непослушными пальцами стала распутывать халат. Такое ощущение, что рожениц считают недолюдьми, иначе как объяснить эти жуткие ситцевые хламиды, в которые обряжают в роддоме. Я бы в таком и в огород не вышла, не дай бог соседи увидят, испугаются.
Проглотив слезы унижения и обиды на весь мир, я заплакала от боли. Холод отступал, и шов начал болеть. Не дав мне передышки, в дверь требовательно постучали.
– Мамочка, с вами все в порядке? Обратно пойдем?
Делать нечего, пришлось выползать из туалета. Да чтоб еще когда-нибудь я согласилась рожать? Не дождетесь! Проклиная все на свете, я ковыляла вдоль стеночки, держась за локоть сестры. Мне было 22, но ощущала я себя на все 80. Тонюсенький короткий халатик в розово-голубой цветочек приятно гармонировал с моим зеленовато-бледным лицом и посиневшими губами. «Не быть мне моделью Рубенсовских полотен, – с сожалением подумала я. – А так все красиво начиналось!»
Удивительно, но мыслей о ребенке не было. Я не трясла медсестер с криком: «Что с моим сыном?», не переживала о нем и не ощущала потребности быть рядом. «Я какая-то ненормальная. Это неправильно. Я должна спросить, что с ним».
