НЕЛЮБИМЫЕ
– Все… это конец… – обреченно подумал Арсений. – Я никогда ее не найду…Боже, как глупо! Глупо-то как! Он тяжело опустился на землю и, привалившись к стволу раскидистого дуба, в изнеможении закрыл глаза. Сердце учащенно билось в груди тяжелым комом, на лбу и спине выступил липкий пот. Лицо и руки Арсения нестерпимо зудели от бесчисленных укусов разъяренных насекомых, в чье царство он вторгся незваным гостем. Повсюду, куда ни кинь взгляд, Сеню окружали деревья, деревья, деревья. Лес, казалось, не имел края, не имел конца, тянулся во все стороны на многие-многие километры. Будучи жителем большого города, Арсений никогда еще не оказывался в глубине, в чаще. Парень и вообразить не мог, каков он, этот настоящий лес. Однако сожалеть времени не было, решение принято – назад дороги нет. Пятый день путник упрямо шел вперед, продираясь сквозь кустарник, время от времени отдыхая на мягком, пахучем мху. Повсюду кипела, бурлила, пульсировала жизнь. Особенно трудно приходилось по ночам, Сене чудились шорохи, звуки, вздохи и стоны, топот ног или чьих-то лап… В лесу водились волки, много волков, а кроме того кабаны и лоси и это только та живность, о которой Арсений знал наверняка; что и кого еще скрывал лес, он мог разве что догадываться… В брезентовом рюкзаке за плечами Арсения болталась пластиковая бутылка воды, шматок грудинки, обернутый в фольгу, и черный хлеб. Он взял с собой то, что посоветовали, не вполне, впрочем, представляя, сколь долго придется плутать. Вся затея до последнего казалась игрой, чем-то не слишком реальным, лишь попыткой сбежать, удрать от себя самого. Он схватился за призрачную надежду как хватается за тонкий прутик утопающий. Однако запасов оставалось совсем немного, хватит еще максимум на день, а дальше? Сеня смертельно устал, запутался, потерял ориентиры и уже не понимал куда, в какую сторону ему следует двигаться. Голова кружилась от одуряющего аромата трав, все смешалось перед глазами, он чувствовал как сознание медленно, но неотвратимо ускользает от него.
– Ничего, ничего…значит так надо. Так тому и быть… Может, и к лучшему – пробормотал Арсений и потерял сознание.
Арсений, Сеня – родился нежеланным. Его мать, Федорович Мария Петровна чувствовала себя несчастной, брошенной, использованной и обманутой.
Когда-то она, уроженка небольшого Белорусского городка Глубокое, мечтала попасть в Москву. Примерно лет с тринадцати грезила Москвой, мечтала о ней, не видела для себя иного пути, кроме как поехать учиться в столицу.
Растила Марию мать, которая отнюдь не разделяла наваждения дочери огромным, чужим, откровенно пугающим городом.
– Ну что тебе та Москва? Чего тебе дома не живется? – стонала Бранислава Ермолаевна, как только дочь заводила любимую пластинку про неизбежный отъезд.
– Мама! Как ты не понимаешь?! Москва – это ВСЕ! Все, мама! Это перспективы! Это жизнь, мама.
– Ну, какая жизнь?! Кому до тебя дело есть в той Москве? Слышала, что про москвичей говорят?
– А, мало ли, что говорят. Я учиться поступлю. Замуж там выйду. И тебя к себе заберу. Вот увидишь.
– Думаешь, мало таких вот желающих? Откуда ж столько москвичей возьмется? И что у них там, в Москве, своих девок нету?
– Мама! Не начинай. Все равно уеду, – настаивала Маша.
Последние два года в школе Мария усердно готовилась, а мать копила деньги. Откладывала каждую копеечку, чтобы помочь родному дитятке выжить во враждебном городе. К тому времени стало совершенно очевидно – Мария от своего не отступится. Вот тянет ее в Москву, и ничего с этим не поделаешь!
Не успел отгреметь, отгулять выпускной, как Мария кинулась за мечтой. Сомнений девица не ведала, страха не испытывала, Москва сияла, манила, обещала.
Мария поступила в Политех, учебное заведение для мужчин, девочки встречались редко. Зато конкуренция как таковая отсутствовала, а выбор поражал воображение. С первого раза она набрала достаточно баллов, и мечта быстро становилась реальностью. Ей выделили комнату в общежитии, все складывалось как нельзя лучше. До тех пор, пока…
Машенька не влюбилась в звезду местного разлива Аркадия Воронина. Любовь эта явилась внезапно и сразу, Мария была обречена если не с первой минуты, то со второй – несомненно. Она поняла это тотчас, как только его увидела. Позвонила маме в Глубокое и плакала в трубку, твердила, что погибла:
– Мамочка, родненькая, вот беда-то! Вот беда! Что же мне теперь?! Что делать-то?!
– Доча, ты не горячись! Все пройдет. Это надо пережить.
– Ну как, как пережить?! Что ты такое говоришь?! Я жить без него не могу! Дышать не могу! А ведь были планы, такие, мама, планы! А теперь что же? Все летит, летит, мама в тартарары. ЕГО мне нипочем не заполучить, а никто другой уж и не нужен!
– Боже, доча… как же так? А он-то что? Он что, доча? Ты же красавица у меня…
– Приезжай, мама! Приезжай! – взмолилась Мария. – Иначе я за себя не отвечаю!
– Куда же я приеду, доча?! Жить-то я, где буду? – испугалась Бранислава.
– Я комнату сниму, не бойся. У приятельницы моей мама сдает. Недорого совсем и место хорошее. Парк рядом. Она все переживает, что жильцов найти морока целая. Таких, как мы с тобой она ищет, а мы тут как тут!
