Объявили начало посадки на рейс «Катания-Форли». Мужчины, женщины, дети, говорящие на итальянском, русском и английском, поднимались с кресел в зале ожидания, доставали билеты, надевали куртки.
До этой минуты Наталья упорно жалела отобранные после проверки ручной клади бутылки. Она никогда не летала, а Андреа что-то напутала, сказав, что бутылки, ножи и ножницы нельзя сдавать в багаж.
Невелика была потеря, но лучше было думать о ней, чем о том, что с минуты на минуту придётся подняться на борт.
Она всегда боялась летать. Дико боялась. Аэрофобия – кажется, так это называется. Боязнь эта не имела ничего общего со страхом высоты. Высоты Наталья не боялась. Ещё подростком, прячась от родителей, она курила на крыше многоэтажки, свесив ноги вниз, как с дворовой скамейки. А позже, уже будучи замужем, раскрасила фасад дома вокруг своих окон на двенадцатом этаже. Она рисовала, сидя на подоконнике, спиной к улице, и только держалась рукой за раму. Зачем она это сделала? Хотела, чтобы её дети, гуляя во дворе, сразу видели свои окна.
Но самолёт… С детства её преследовал навязчивый сон: она садится в самолёт, и он разбивается. Ни один из самолётов, в которые она садилась в снах, не дотянул до посадочной полосы.
Итальянцы и иностранцы проходили контроль и направлялись к автобусу.
Наталья заплакала бы, если бы это что-то изменило. Изменить ещё даже было можно. Она могла остаться. Может быть, по уму, и надо было остаться. В прошлом году её никто не звал в Италию. И никто не выгонял из России. Теперь в России её никто не ждёт. Зато Италия вложила в руки карт-бланш на проживание и трудоустройство. А она улетает…
Страшно, страшно, очень страшно… Самолёты – транспорт повышенной опасности. При авиакатастрофах не бывает уцелевших. В лучшем случае, люди погибают сразу.
Однажды она попала в ДТП, когда ехала в такси. Она не пристегнулась, и, когда автомобиль, резко затормозив, слегка поцеловал в зад поворачивающий на Ланскую трамвай, Наталья вмазалась лбом в ветровое стекло. Однажды она ехала в троллейбусе. Последний троллейбус, разогнавшись на пустом полуночном шоссе, тормознул так, что едва не перевернулся, когда перед ним, наперерез, пулей пролетел свихнувшийся пешеход. Наталья за секунду до этого встала с сиденья, собираясь пройти к выходу. Она не ожидала непредвиденной остановки и, по инерции, пролетела через весь салон, рухнула на колени и впилилась головой в перила у водительской кабины. С тех пор она всегда пристёгивается в машине, даже если проехать надо всего пару кварталов, и всегда старается сидеть в любом транспорте до полной его остановки.
Однажды она ехала в поезде. Тепловоз остановился на какой-то станции, не в начале, а на середине платформы. Через несколько минут по купе пошёл шум: под колёса бросилась женщина. Пассажиры повалили из вагонов посмотреть на происшествие. Наталья не сдвинулась с места, даже не пытаясь представить, что было на рельсах под локомотивом и головными вагонами. Она это уже не раз видела. В их пьяном посёлке такое случалось не единожды, часто первыми находили мертвецов детишки, по утрам спешащие в школу по рельсам, в соседний городок.
Однажды она попала в шторм на Ладоге. Катер швыряло во все стороны с такой силой, что через пятнадцать минут она потеряла сознание. Уже на берегу ей сказали, что шторм продолжался два часа. Господь милостив, для неё всё длилось четверть часа. А однажды она попала в шторм на пароме, когда тот шёл из Стокгольма в Турку. Там тоже было страшно, но не так. Во-первых, она умеет плавать. Во-вторых, всегда есть люди, которые умеют плавать, если у тебя не будет сил. В-третьих, на судах имеются спасательные жилеты. В-четвёртых, рядом всегда найдётся другое судно, готовое принять потерпевших кораблекрушение.
А вот летать она не умела. И вряд ли этой способностью обладал кто-нибудь из других пассажиров и членов экипажа. Парашютов, насколько она знала, пассажирам тоже не выдавали.
Андреа и этим утром спрашивала, не передумала ли она, зачем улетать, если здесь всё складывается так удачно? Андреа и сейчас стояла за ограждением и выжидающе смотрела на неё. Джузеппе остался в машине. Наталья прикусила губу, скорее всхлипнула, чем вздохнула, и, прощально помахав рукой, шагнула из зала на улицу.
Абстрагироваться. Она никогда не летала. У самолёта может отвалиться крыло. Самолёт может свалиться в море. Самолёт могут захватить террористы. Может испортиться погода, и тогда они будут кружить над заметеленной Москвой (в Форли пересадка, до Москвы), пока не закончится топливо, и они не рухнут в лес под Домодедово.
Абстрагироваться!!!
Ей досталось место у окна, над крылом. Наталья села и сразу почувствовала такую слабость, что завалилась набок, прижавшись к стеклу щекой и, лишь бы чем-то занять мозги, сказала себе: «Сейчас будет кино про землю с высоты птичьего полёта». Кино она любила. А этот сеанс – эксклюзивный, единственного показа, и только для тех, кто смотреть захочет.
