I
Бассейн обрывался… никуда. Его дальний бортик, обтянутый прозрачной плёнкой голубой воды, служил едва различимой границей, за которой с высоты птичьего полёта распахивался бескрайний аквамарин умиротворённого океана. Трепетное единение морской стихии и неба нарушал дрожащий силуэт белоснежного пассажирского теплохода; британский многопалубный лайнер покинул порт Кейптауна пару часов назад.
Как и морская гладь, всё вокруг излучало спокойствие, солидность, навевало благолепие, гармонировало с небольшой роскошной виллой, и ничуть не хуже – с тщательно ухоженным садом, напоминавшим, скорее, английский мини-парк.
В шезлонге на каменной площадке бассейна возлежал поджарый загорелый мужчина лет сорока пяти. Он был в жёлтой футболке и светло-серых «бермудах». Солнечные очки живописно примостились на его высоком, «сократовском» лбу. В досягаемости вытянутой правой руки – передвижной столик с прохладительными напитками, початыми бутылками джина и виски. С левой стороны шезлонга возвышалась стопка англоязычных газет и журналов.
Джентльмен лениво перелистывал толстую ЮАРовскую газету «Меркьюри» (The Mercury). Из транзисторного приёмника на круглом столе под большим белым зонтом негромко лились модные песни «Ливерпульской четвёрки».
Из-за буйно цветущих вечнозелёных кустов, обступивших прямоугольную площадку бассейна, бесшумно возник пожилой чернокожий слуга в синем комбинезоне садовника. В руках он держал большой поднос с ворохом разноцветных конвертов.
Негр деликатно кашлянул.
– Откуда сегодня письма, Джейкоб? – не поворачивая головы, осведомился хозяин виллы.
– Почти все из Европы, сэр. Но есть несколько десятков из Японии, Канады и Америки.
– А из России?
– Нет, мой господин, сегодня тоже не принесли. Зато есть одно аж из Советского Союза. На конверте налеплено много каких-то странных почтовых марок…
– Что же ты молчал, Джейкоб?! Давай его сюда.
Бой аккуратно положил охапку писем на площадку и начал быстро их перебирать.
– Секундочку, мой господин. Вот оно – из Москвы. «Мистеру Кристиану Барнарду».
Адресат нетерпеливо выхватил из рук садовника измятый конверт неопределённого цвета. Мигом вскрыл, проигнорировав ножницы, услужливо протянутые Джейкобом, и погрузился в чтение.
К бассейну подошёл похожий на хозяина виллы, но более молодой джентльмен.
– Привет, Крис!
– Привет, Мариус. Располагайся и выпей чего-нибудь; озверевшее солнце сегодня палит особенно нещадно, такого лета я что-то не припомню. – Он с видом победителя поднял над головой листок бумаги. – Пришло наконец-то долгожданное послание от Владимира. Говорил же тебе, что русский академик обязательно откликнется на такое событие. Ведь я не раз публично называл его своим учителем. А с некоторых пор это дорогого стоит.
– Да уж! За один день ты стал мировой знаменитостью, куда там голливудским звёздам!
– Ладно, не перебивай старших, не ёрничай, и тем более не завидуй – у тебя ещё всё впереди, многому у меня успеешь научиться. Увы, в письме из Москвы всего несколько фраз. Скупо, конечно. Но, при скромности и сдержанности русского кудесника скальпеля, и это немало. Тем более что ему наверняка пришлось обратиться к переводчику, а я замечал, что он избегает просить кого бы то ни было даже о пустяке.
– Ну и о чём письмо от твоего далёкого русского друга, если не секрет?
– Какие могут быть секреты от единственного родного брата!
Вот что пишет Владимир: «Дорогой Кристиан! Позвольте поздравить Вас с огромным успехом. Я искренне радуюсь Вашему достижению, означающему подлинный прорыв в области практической медицины. Уверен, Вы спасёте ещё много обречённых людей. Не останавливайтесь на достигнутом и ни в коем случае не пасуйте перед трудностями. Помните: то, что сегодня в нашей профессии кажется фантастическим и абсолютно не достижимым, завтра станет рутиной. Старайтесь и впредь быть первым. Жму руку».
И постскриптум: «Я узнал, что Вы публично назвали меня своим наставником. Спасибо, но теперь мне бы не помешало поучиться у Вас. Искренне Ваш, Владимир Дементьев». Подпись и дата: 17 декабря 1967 года.
Мариус бросил кусочек льда в стакан, плеснул джина, добавил тоника, удобно устроился в плетёном кресле и, с наслаждением пригубив напиток, заметил:
– Краткость, конечно, сестра таланта – кто бы спорил. Но послание, на мой взгляд, звучит суховато… Даже сдержанные британцы проявили гораздо больше эмоций, когда весть из Кейптауна достигла их острова.
Кристиан пропустил слова брата мимо ушей, продолжая задумчиво разглаживать листок.
– До Москвы дозвониться почему-то труднее, чем, наверное, до Антарктиды, которая, правда, к нам гораздо ближе. Но я сегодня же наберусь терпения и попытаюсь: очень хочется поблагодарить академика за тёплые слова.
– Разве он понимает по-английски?
– Не беда, поймёт хотя бы по тону моих слов.
А сейчас надо выбрать красивую рамку. Хочу поместить его письмо в моём кабинете рядом с поздравлениями от президентов, премьер-министров и прочих великих деятелей.
Эй, Джейкоб! Отправь-ка водителя в хороший художественный салон. Пусть там ему покажут рамки из натурального дерева ценной породы, самые дорогие. Для документа размером двадцать два на пятнадцать сантиметров, и обязательно с качественным стеклом.
