Екатеринбург, 1924 год.
Закончилась Гражданская война, образован СССР, развивается НЭП. Известны проигравшие, но они с этим не согласны. Есть победители, но кто они? Самые разные силы столкнулись в самом необычном месте, перемешались, изменились и остались где барельефами, где флагами, а чаще воспоминаниями и мелким шрифтом в толстых книгах.
Кто знает их и помнит? Те, кто жил в это время: партийные и беспартийные, бывшие дворяне и нэпманы, староверы, художники, студенты, домохозяйки, авантюристы. Люди разные, у каждого своя жизнь и своя правда, но у всех одно время.
Случайная находка старообрядческого архива изменила жизнь Павла Ольшанского. Старые знакомые открылись с неожиданных сторон. Новые знакомые показали неизвестные грани такого, казалось бы, привычного окружающего мира.
Недавно прошел дождь. Хороший теплый летний дождь с недолгою грозой и яркой радугой. После него остались свежесть, лужи и сочная зелень мокрых листьев. Богоявленский кафедральный собор, омытый дождем, вопреки всем идеологическим установкам выглядел величаво. Занимая почти четверть главной городской площади, возвышаясь над суетным, он каждым камнем своим стремился к небу, чтобы ни у кого не возникло мысли, связать в единый архитектурный ансамбль сей православный храм и стоящую рядом на постаменте статую Освобожденного труда. Нет, конечно же, каноническая архитектура храма и имперский официоз постамента и памятника, стоявшего ранее на нем, когда-то прекрасно дополняли друг друга, в той прошлой жизни. Сейчас же собор на обновленной площади остался в одиночестве напоминать об уходящей эпохе. На постамент, когда-то олицетворяющий Империю, водрузили новые идеалы, отрицающие прошлое ради светлого будущего.
Роскошный постамент под изваянием имеет свою богатую историю, которая началась еще в 1906 году. Я, тогда восьмилетним мальчишкой, ходил с родителями смотреть на торжественное открытие памятника императору Александру II – Освободителю, установленному на этом самом постаменте. Естественно, кому этот памятник, я осознал чуть позже, став гимназистом Екатеринбургской мужской гимназии. Гимназия находится в ста метрах от постамента с памятником, и мы, гимназисты, часто бегали через площадь мимо в кондитерскую за вкуснейшими пирожными, по слухам ежедневно привозимыми поездом из Петербурга. А в далеком 1906 году я стоял в толпе возбужденных людей, держась за руку отца, и со всеми вместе кричал: «Ура! Ура!». Играл духовой оркестр, что-то много и радостно говорили нарядно одетые люди – для меня это был праздник, потому что было мороженое, и родители целый день были со мной.
В 1917 году меня в Екатеринбурге не было, поэтому я не видел, как памятник императору—освободителю с постамента убрали. Осиротевший, он почти год простоял одинокой тумбой, пока в восемнадцатом на него ни установили Статую Свободы, такую же, как в Париже и в Нью-Йорке…, поменьше, чем в Нью-Йорке. Жаль, я не видел, как это происходило. Я тогда пытался выбраться из захваченного революционным безумием Петрограда к дедушке с бабушкой в Екатеринбург, но, говорят, было торжественно и смешно. Бронзовые плиты с имперскими символами и именем императора от постамента давно открутили. Темные пятна на его боках попытались скрыть венками из цветов. Но венки придали Статуе Свободы скорбный вид, и кто-то из ответственных товарищей перед самым открытием памятника венки все ж таки убрал, махнув рукой на пятна. «В конце концов, не постамент же открываем, а Статую Свободы, а то, что у прошлого есть темные пятна, так мы это и сами знаем».
В 1920 году идеологически неконкретную Статую Свободы заменила голова Карла Маркса, опирающаяся на бороду. Но, несмотря на высокую идейность, приземистый бюст смотрелся очень негармонично на фоне устремленного ввысь собора. В том же 1920 году пролетарский скульптор Степан Эрзья, кстати, он же был и автором бородатого бюста, изготовил скульптуру Освобожденному труду. Эту очень складную скульптуру, созданную в полном соответствии с античной школой, установили вместо бюста на тот же постамент. Люди, не чуждые высокой культуры, называли ее «Уральский Давид». Простые граждане обозвали скульптуру «Ванька голый». Старушки, спешащие помолиться перед Собором, плевали в сторону неприкрытой срамоты и мелко крестились. Люди с фантазией фотографировались на фоне постамента с голой скульптурой, делали смешные подписи и отправляли получившиеся открытки друзьям. Монументальный постамент так и не обрел покоя, попранный босыми ногами Освобожденного труда. Скорее всего, история постамента на этом не закончилась.
А пока прошедший дождь несколько примирил вызывающую красоту «Уральского Давида» с его сомнительной идеологической сущностью. Изваяние стало больше походить на человека много и тяжело работавшего и решившего, наконец, сходить в баню культурно помыться.
Рядом с памятником этим летом организовали остановку автобусов. Туда, на другую сторону площади, мне и нужно. Вот только грязь после дождя на площади лежала как-то уж особенно устрашающе. Начатый не так давно ремонт брусчатки превратил проезжую часть площади местами в совершенно непроезжую и непроходимую. Извозчики и водители авто объезжали разобранные участки стороной, а прохожие, на свой страх и риск, смешно перепрыгивали с камня на камень или, плюнув на все, обходили площадь по кругу. Я стоял на досках тротуара, не решаясь сделать шаг, оставив дома калоши, чувствовал себя сейчас очень неуютно. Мои новые модные штиблеты в два голоса требовали подозвать извозчика. Но мне, ни жить – ни быть, хотелось с ветерком прокатиться на новой городской забаве – на автобусе. Когда-то давно, еще до гражданской и революции, в тринадцатом году, тогдашние городские власти уже пытались запустить автобусное движение, но у них не вышло, помешала война. Теперь новые власти обещают наладить движение, пока только летом. А вот уже в следующем, в двадцать пятом году, когда прибудут автобусы Форда с закрытой кабиной для пассажиров, тогда движение будет регулярным в любую погоду. Пока же организовали летний маршрут от Площади 1905 года, бывшей Кафедральной, до Шарташского озера, где находятся дачи всех важных городских служащих и несколько домов отдыха для трудящихся.
