1981 год, 25 мая.
До того, как в тысяча девятьсот пятьдесят пятом в этом здании поселился Московский топографический политехникум, здесь была кутузка. При проклятом царизме – Сретенский арестный дом, а позже, в советские времена – тюрьма № 2 УМВД Московской области. Впрочем, любому, даже непосвященному человеку достаточно было только взглянуть на это двухэтажное строение, затерянное в путанице Колобовских переулков, чтобы обнаружить в нём некоторое сходство с исправительным учреждением. А уж если, пройти через арку ворот внутрь замкнутого типично тюремного двора, выложенного еще дореволюционной брусчаткой, то всякие сомнения в первоначальном предназначении сей обители отпадали окончательно.
Под этой самой аркой и стояли, о чём-то оживленно беседуя, двое парней. Обоим лет по девятнадцать, не больше. Примерно одного роста, совершенно разные внешне, они, тем не менее, были чем-то похожи. Знаете, как бывает, когда люди много и тесно общаются? Вольно или невольно они перенимают друг у друга манеру разговора, жесты… Налицо был тот самый случай, хотя ребята жили в разных концах Москвы и познакомились всего два года назад, волею случая оказавшись в одной учебной группе инженерной геодезии. Надо сказать, что взаимная приязнь между ними возникла практически сразу… после того, как они собрались начистить друг другу физиономии, но передумали.
Ссора назрела по весьма серьезному поводу – не поделили место в аудитории. Слово за слово, и процесс пошел. Но, некстати, а, может, наоборот, очень кстати появившийся в дверях преподаватель не позволил бурной дискуссии перерасти в примитивный мордобой. Он ещё с порога все понял, поскольку работал здесь не первый день и насмотрелся всякого, а потому, хорошо поставленным голосом гаркнул:
– Мишаков! Мишанин! Прекратить!
Он помнил обоих забияк, поскольку совсем недавно имел удовольствие счастье принимать у недавних десятиклассников вступительный экзамен по математике. Как-то очень уж комично у него прозвучало это Мишаков-Мишанин… Дело было первого сентября, шел первый день занятий, ребята пока только присматривались, принюхивались, словно собаки в стае, и перезнакомиться толком не успели. И выходило, что сцепились-то почти однофамильцы. Вроде бы ничего особенного, но тогда всем присутствующим ситуация почему-то показалась чрезвычайно смешной. В результате группа в полном составе ржёт, как подорванная, а эти двое, сохраняя довольно глупое выражение на лицах и позабыв о первопричине инцидента, переглядываются и дружно усаживаются за один стол. Дальше – больше. Выяснилось, бывает же такое, что обоих родители обозвали Мишками. Хорошо, хоть отчества оказались разные: у одного – Тимофеевич, у другого – Витальевич. Стало быть, Мишаков Михаил Тимофеич и Мишанин Михаил Витальич намеревались выяснить, кто из них более не прав, по поводу прав на конкретное место в аудитории.
О чуть было не возникшем конфликте никто больше не вспоминал, а после занятий несостоявшиеся спаррингисты заглянули в ближайший магазин на Цветном бульваре, купили пивка и прямо в сквере на лавочке его распили, нарушив тем самым какую-то статью административного кодекса, о чем им тут же сообщил проходивший мимо милицейский патруль. Впрочем, менты не слишком придирались и позволили ребятам спокойно удалиться. С тех пор эти двое стали, что называется, не разлей вода.
Так вот… Стояли они в тени арки и что-то обсуждали, совершенно не интересуясь происходящим вокруг. А тем временем по брусчатке, стуча каблучками, бежала, выпорхнувшая откуда-то из глубин бывшей тюряги, симпатичная девчонка. Заметив парней увлеченных разговором, девушка перешла на мягкий кошачий шаг и тихонько подкралась к ним сзади:
– Привет, Топтыгины!
Ребята дружно обернулись. Мишанин улыбнулся:
– Привет, Ленка!
Мишаков же вместо приветствия спросил:
– Почему Топтыгины? По-моему, тебя никто из нас пока еще не топтал… – и, придав лицу игриво-похотливое выражение, многозначительно добавил. – А жаль…
При этом он плотоядно уставился на Ленкину грудь, обтянутую полупрозрачной блузкой. Девушка смутилась, беззлобно фыркнула и после паузы запоздало отреагировала:
– Дурак! Топтыгины потому, что вы же – Мишки. Тебе что в детстве бабушка сказок не читала?
Ленка Полянская была признанной первой красавицей среди катрографинь, как называли всех без исключения девчонок картографического отделения. И лицо, и фигурка – все при ней. Такой лакомый кусочек, естественно, вниманием противоположного пола обделен не был, и, разумеется, у нее уже имелся жених, практически – муж. Но, несмотря ни на что, она положила глаз на Мишку Мишакова, который был тот еще кобелина: девчонкам нравился, да и сам ни одной юбки не пропускал. Чем он их привлекал, сказать сложно. Вроде ничего особенного, пацан как пацан, и, тем не менее, спросом пользовался необычайным. Кстати сказать, у этого дамского угодника тоже была невеста. Не из техникумовских, уже на третьем месяце беременности, и свадьба намечена на сентябрь.
Однако устоять перед Ленкиными чарами ему было трудно, практически невозможно. Тем более, что выступать в роли неприступного утеса он не собирался, а совсем наоборот – поглядывал на Полянскую, словно кот на сметану. Она тоже смотрела на Мишку взглядом голодной волчицы, и, похоже, от грехопадения их отделяли чисто бытовые неудобства, а проще говоря, банальное отсутствие места для близкого общения. Впрочем, вскорости эта проблема должна была разрешиться сама собой, поскольку всем учащимся техникума, за исключением четверокурсников, через неделю предстояло выехать в Тульскую область на полигон для прохождения практики. А там, раздолье. Романтический палаточный быт и целых три месяца свободы от московской рутины, в том числе, от женихов и невест…
