– Мелон, Мелон, выходи! – Кричал один весьма высокий человек, приподняв голову и левую руку в верх в видневшееся высоко над ним, чуть прикрытое желтовато-чешуйчатым башенным щитом-ставнем окно, на что где-то минут через пять раздался чуть приглушенный из-за отдалённости, но всё-же довольно отчётливый и чуть хрипловаты ответ из глубины башни:
– Да подожди-же ты, подожди, дай мне это подтащить к бойнице, Элсир, вечно ты спешишь!
– Мелон, Мелон, да брось ты этот мешок с рухлядью, на кой он тебе сейчас сдался?
– Э, Элсир, да ты подожди, – ответил, уже появившись в башенном бойцовом проёме второй собеседник, и чуть высунув из узкого окна свою большую голову, украшенную золотистым, поблескивающим на солнце, но судя по всему весьма старинным шлемом, – Да ты погоди, ведь то, что ты только что так небрежно назвал рухлядью, не что иное, как старинные доспехи бывших наместников и старших княжетей нашего полуострова, а это, как ты знаешь…
– Да ладно, чёрт с тобой, оставь их там, около лестницы, послезавтра днём мы вместе поднимемся и посмотрим, что там есть интересного.
– О, да там десятка полтора рукояток, усеянных драгоценными камнями, и ещё по крайней мере три прекрасных золотых шлема…
Элсир, к этому времени уже отойдя назад шагов на пятнадцать, и теперь стоя уже над самым краем очень круто здесь обрывающегося берега, внизу которого довольно-таки шумно и гулко, с обилием большой пены шумели и разбивались об прибрежные камни и на линии прибоя большие и грузные морские волны, да, и теперь стоя на самом берегу он, чуть приподняв свою голову посматривал на возвышающееся высоко в верху смотровое окно этой старинной замковой башни, возвышавшейся высоко в небо на большом скалистом береговом кряже метров на семьдесят, и имевшей с самого момента своей постройки чёткий, неизменный, но совершенно ничуть не влияющий на устойчивость и прочность этой старинной сторожевой и смотровой башни крен примерно в 10—12 градусов в сторону моря, простоявшей так уже гораздо более четырёхсот с половиной лет, с обоих сторон которой уходили далеко в глубь материка высокие, 50 метровые зубчатые стены, вообще-то очень плотно и прочно защищающие этот практически непреодолимый сторожевой форпост, который далеко неоднократно, (а в какие-то годы – и постоянно) служил также и одной из самых любимых и наиболее часто посещаемых королевских резиденций.
Да, итак Элсир, отойдя шагов на пятнадцать к скалистому обрыву немного помолчал, но потом тем-же тоном ответил своему коллеге (Да, и тот и другой были постоянными хранителями и ответственными за покой и неприкосновенность этой цитадели), что бы он оставил всё у лестницы, там за нишей, в правом углу, (да, ведь не дай Бог кто узнает), на их старом месте, а сам уж пожалуй поскорее спускается на грешную землю: – ведь уже через два часа их обоих будут ждать в графской резиденции, и насколько он знает, их уже ждёт одно очень важное и ответственное дело, о сути которого Его Сиятельство соизволит сообщить им лично.
– А ты с ним уже говорил?
– Только что от него.
– Ну и что это за задание?
– Увы, я сам ещё не в курсе, но граф очень просил нас обоих сегодня не опаздывать, поручение это весьма и весьма важное, и кажется, нам и правда предстоит в скором весьма и весьма потрудиться…
– Ну что же, пошли?
– Пошли, пошли, за эти два часа мы, если не сбавлять шага успеем добраться засветло до графских ворот, ну а сейчас нам уже нужно очень и очень спешить.
И эти двое совместно закрыли тяжёлую и ужасно скрипевшую и лязгавшую при этом входную боковую дверь смотровой башни, после чего тот, что был пониже и погрузнее, (Мелон) вытащив большую связку довольно-таки немаленьких ключей выбрал нужный, и с большим и скрежещущим поворотом защёлкнул старинный замок на три гулко слышных скрипящих щелчка.
После этого он поднял с земли свой светло-серый серебристый рюкзак (в котором что-то довольно звонко и явно побрякивало и позвякивало), и водрузив поверх такой-же старинной и слегка поблескивающей кирасы его на левое плечо он кивнул своему высокому коллеге, и они обойдя с левой стороны высокую наклонную башню стали довольно быстро удалятся в глубь материка по старой мощённой дороге, ведущей сначала вдоль этих высоких и зубчатых стен, и где-то минут через тридцать пять выходящую на весьма широкий и весьма проезжий Почтовый тракт, ведущий как раз туда, куда им было надо.
И где-то минут через сорок эти две фигуры (одна одетая совершенно по европейски, а вторая кроме современных джинсов и кроссовок нёсшая на себе довольно-таки тяжёлую и весьма не очень-таки удобную средневековую кирасу и современный светло-серебристый немецкий рюкзак, набитый всевозможным (и весьма-таки драгоценным содержимым)), тайком вынесенным ими из вверенной в их попечение башни уже шагали по этому широкому мощённому почтовому тракту, по обе стороны которого росли довольно толстые и широкие, и склоняющие свои широкие и очень тяжёлые листья почти что до голов наших путников пальмы, и пройдя ещё минут пятнадцать Мелон оглянулся, что-то шепнул своему спутнику, который немного улыбнувшись молча отошёл на два шага назад, и совершенно беспечно скрестил на груди свои руки, а Мелон оглянувшись очень быстро спрыгнул на обочину, и ловко и быстро пробираясь сквозь высокую, временами доходящую ему до груди растительность добрался до стоящей напротив него пальмы, после чего где-то минуты на три-на четыре его позолоченный шлем полностью скрылся в высокой и густой траве, и только по прошествии этого довольно-таки небольшого временного отрезка снова появившись на поверхности (но теперь уже без рюкзака, который вместе со всем его ценным содержимым был уже надёжно спрятан в незаметном подземном тайнике, в котором у этих двоих смотрителей уже хранилось довольно-таки приличное количество ценнейших, а порой и вовсе бесценных экспонатов из глубин замка на такую сумму золотых эскудо, которой им обоим вполне бы уже хватило лет на пятьдесят-шестьдесят совершенно безбедного проживания и купания в роскоши). Да, но бросить службу у графа и куда-нибудь уезжать из страны они пока совершенно не собирались, и в их честных и весьма преданных планах было желание ещё лет десять-пятнадцать прослужить Его Сиятельству, и только после этого удаляться на уже вполне законный и полный пенсионный покой где-нибудь на окраине столицы, а может и в какой-нибудь из соседних стран…
