Утренняя прохлада чувствовалась во всем даже сквозь стекла мчавшегося по дороге автомобиля. Сквозь эти запотевшие стекла то и дело мелькали сельские пейзажи, возвращая мою память в тот домик на краю маленького сельского городишки, в котором я, Ева Гиллмор, прожила вместе с отцом все свои семнадцать лет. Сейчас, спустя всего неделю после его похорон, мне казалось, что прошла целая вечность. День, когда та женщина из отдела по опекунству сообщила, что теперь я должна жить с матерью, я не забуду никогда. Помню, я тогда слабо усмехнулась, насколько это было возможным в тот момент, ведь до этой минуты я и не вспоминала об ее существовании. Нет, конечно, само ее существование не вызывало у меня сомнений, ведь наличие матери и отца безусловно было у каждого, но моя мать ни разу за все семнадцать лет ни чем не напомнила о себе. Да и в моей жизни все было устроено так, что ее отсутствие было само собой разумеющееся.
Несколько дождевых капель кривой дорожкой сбежали вниз по стеклу. Проводив их путь взглядом, я оторвалась от своих мыслей и поерзала на сиденье – мысли о матери вызывали у меня двойственные чувства. В салоне было тепло и уютно, в другой раз я бы уже давно уснула, укачиваемая плавным движением автомобиля, но сейчас… сон не шел, а я была бы ему так рада. Вздохнув, я наклонила голову к окну и мысли снова унесли меня в тот день…
…Я была дома одна, в полураскрытое окно пробирались ночные звуки, выцветшая занавеска слегка колыхалась от дуновения ветра, я подошла к окну с книгой в руках, и глубоко вдохнула запах ночи. Впереди было темно, наш городок был маленький, ближайшие соседи находились не так уж и близко, поэтому рассмотреть огни их домов, было практически невозможно. Отца давно не было, утром уходя на работу, он, как и обычно поцеловал меня в макушку и быстро убежал к своим пациентам. Я не волновалась, я уже привыкла к его задержкам на работе, к ненормированному графику, который то и дело срывал его с места посреди ночи. Три дня назад мне исполнилось семнадцать. Ничего примечательного – обычный завтрак, обычный день в школе, обычная вечерняя книгозаедаловка времени – ни разноцветных воздушных шариков, ни тортов с кремовыми розочками, ни поздравлений от верных друзей. Моя спокойная жизнь была настолько спокойной и ровной, что в ней отсутствовало исключительно все, что вызывало эмоции и скачки настроения. Я не жаловалась, мне казалось, что такой жизнь и должна быть, и я по-своему была здесь счастлива.
В дверь постучали. Или мне это показалось? Сделав шаг назад от окна, я прислушалась. Стук повторился. Странно, это не мог быть отец, ведь обычно, возвращаясь, он всегда звал меня по имени и я спускалась. Кто бы это мог быть? Любопытство росло во мне, когда я спускалась по ступенькам вниз. Уже с лестницы я увидела темный силуэт за дверью. В дверь постучали еще настойчивей, на этот раз стук был жестче, но меня это не поторопило.
– Ева! – раздался за дверью голос, и я его узнала. Наш местный участковый полицейский, Бил Трештон, он часто работал в паре с отцом, когда требовалось врачебное вмешательство. И я без единой нотки сомнений открыла ему дверь.
Он практически завалился на порог, и сразу же сгреб меня в охапку, прижимая мою голову к своей широкой груди.
– С тобой все в порядке? Ты одна? – спросил он голосом полным тревоги. От него пахло землей и дымом.
– Бил, – пыталась выбраться я из его крепких объятий, – отца еще нет дома, – подняв глаза на мрачное лицо Била, я почувствовала, как меня резко кольнуло. Я непроизвольно дернулась, будто меня ущипнули, чтобы вывести из оцепенения, – Бил, где папа?
Остальное я помню смутно… Вокруг все завертелось, группа полицейских, рыщущих по дому, перевернутый кем-то стул, наверное, он до сих пор остался на кухне в том же перевернутом положении. До меня еле доходили обрывки фраз, мимо мелькали фигуры, а потом все стихло.
– Ева, дорогая, тебе нельзя сегодня оставаться одной, – Бил подошел ко мне и с пониманием провел своей широкой ладонью по моей голове.
– Пойдем сегодня к нам, переночуешь у нас, – опустив ладонь за спину, он слегка подтолкнул меня к двери, напротив которой я стояла все это время, безмолвная и шокированная тем, что отца больше нет.
На удивление Трештонов, я быстро уснула, мои ощущения, будто отключились, а может просто я не могла поверить случившемуся. Поверить, что мой отец не справился с управлением и попал в аварию. Под сочувственные взгляды и утешительные слова Маргарет Трештон, я легла на приготовленный для меня диван, и отключилась, так и не проронив ни звука.
Разбудили меня голоса, исходившие из кухни. Оглянувшись, я вспомнила причину своего здесь появления и последние новости. Глаза заболели от напряжения.
– Миссис Груммер, дайте девочке время, – услышала я голос Маргарет, – у нее кроме Питера никого не было.
– У нее есть, и всегда была мать, миссис Трештон, – женский голос был мне незнаком.
Упоминание о моей матери заставило меня подняться. Впервые за свои уже полные семнадцать лет, я услышала про ту, которая по сей день не вспоминала обо мне. С чего вдруг ей сейчас это делать?
