Диму с некоторых пор стали волновать курящие девушки. Они будоражили его чувства не в плане интереса к их личностям. В прямом смысле, физическом. Пробуждали потаённое желание. Оно выражалось в том, что в груди вдруг становилось горячо. Теплый ком растекался по телу. В голове мысли начинали путаться.
Он впервые это очень остро почувствовал, когда учился в девятом классе. Ему в ту пору было 14. Самое забавное в том, что Дима ни разу ещё даже курить не пробовал, хотя много раз видел, как это делают другие. Некоторые очень рано повзрослевшие мальчики, например. И хотя сам не баловался табаком, однажды все-таки рискнул. Страсть как захотелось приобщиться к этому занятию.
Стащил у мужа тётки папиросу «Прима» без фильтра и тайком принес домой, стараясь не сломать в кармане. Вытащил-то всего одну, не брать же целую пачку – заметно! Украдкой по дороге подносил пальцы к носу – вдыхал табачный аромат. Пытался понять: чем он всех так притягивает? Что такого интересного в этом процессе?
Принес папиросу домой, положил в укромное местечко и стал ждать, когда выпадет удобный момент. Настал он буквально завтра: Дима вернулся из школы, родители были на работе. С замиранием сердца и прислушиваясь к каждому шороху в квартире (вдруг предки вернутся раньше – они не курят и терпеть даже запах не могут) достал папиросу и направился на балкон.
Благо, он был застекленный, а это значит, что соседи при всем желании не увидят Диму курящим. То есть предкам не заложат. Вышел, постоял, осмотрелся. Пустой двор. Залитое ярким солнцем пространство. Поздняя весна. Воробьи чирикают и весело носятся с ветки на ветку. Достал папиросу, спички. Задумался: «Как курить-то?» Потом мысленно махнул рукой: «А! Будь что будет!»
Засунул белую трубочку в рот, поджёг, втянул дым в рот. Выпустил. Вытолкнул, по сути. Занятие показалось бессмысленным. «И это всё? Вот так просто? Совсем неинтересно!» – подумал Дима. Но сердце при этом бешено колотилось. В свои 18 лет ощутил себя вдруг на голову выше и шире в плечах: настоящий парень! Курит!
Папироса дотлела. Дима аккуратно затушил ее о парапет, потом положил в клочок газеты, завернул. Снова понюхал пальцы: «Ну и запах! Фу!» Прошел в квартиру, тщательно почистил зубы, вымыл руки. Хотя табачный аромат остался, парень понадеялся, что к вечеру, когда родители вернутся, он рассеется, и никто ничего не узнает.
Казалось бы: чего тут бояться? Миллиарды людей курят. Да, только далеко не каждый мальчик слышит от своей матери «Узнаю, что куришь, оторву язык!» Это сказала мама Димы когда-то. Он запомнил и поверил. Женщина она серьезная, решительная. Может, без языка-то и не оставила бы, но получить от нее по шее можно было запросто, и сын это прекрасно знал. В детстве, когда капризничал, ему по мягкому месту не раз крепко прилетало – аж горела кожа.
Но сам по себе этот факт, что такой смелый он стоял на балконе, курил и озирал свысока окрестности, показался тогда ему таким офигенным событием в жизни! Словно приподнялся в собственных глазах. Ну и пусть кто-то гордится разрядом в спорте. У кого-то есть собственная тачка. А у него, Димы Соловьёва, теперь взрослая жизнь началась.
С этим ощущением он прожил до зимы. Перед каникулами случилось то самое событие, которое неожиданно раскрыло передо мальчишкой странный, потаённый мир желаний и впечатлений. Случилось это под самый новый год.
По средам у 10А было длинное расписание. Аж четыре пары. Две последние – английский язык. Вела этот предмет их классная руководительница Елена Борисовна – молодая, пару лет как окончившая педагогический университет. В силу недалеко от школьников ушедшего возраста её почти не воспринимали, как педагога. В подростковом понимании настоящими учителями были историчка, например, Надежда Михайловна – дама предпенсионного возраста, строгая и властная. Или многоопытная и примерно того же возраста математичка Анжелика Петровна. Вот те – да. А Елена Борисовна… Маленькая, метр с кепкой, тоненькая, с какой-то всегда виноватой полуулыбкой на интеллигентном личике.
Правда, в классе ее слушались. Даже те, кому учиться было в лом. Видимо, боялись порушить эту субтильную красоту. Потому в тот вечер они, поворчав, что домой опять попадут поздно, собрались в маленьком и очень уютном кабинете английского языка. Послушать, что Елена Борисовна нам вещать станет. Наверное, опять какое-нибудь мировое важное событие или про очередной конкурс или олимпиаду.
Дима сразу решил: ни в чем участвовать не будет. Наелся. Стихов, например. Ни разу не оратор, рассказывать с выражением не умеет, запоминать вообще мука. Когда задали в начале учебного года «Я вас любил…» Пушкина, извёлся весь. Сколько ни старался, дальше первых двух четверостиший пробиться не мог через рифмованные дебри. Бился, как муха о стекло, а все эти «любовь ещё быть может…» Как там? Или «может быть» не давались ему, хоть тресни.
Ходил на уроки литературы, как на Голгофу. Четыре раза подряд строгая Ольга Борисовна влепила Диме за тот стих по «единице». Была у нее такая манера – если ответ неправильный, то ставила «два», а если считала, что ученик вредничает и характер проявляет, – рисовала ручкой в журнале «кол». После четвертого родителей ученика в школу вызвали. А дома те устроили ему такую взбучку, что он за один вечер вызубрил «Я вас любил…» так, что разбуди посреди ночи – расскажет, не запнется!
