Однажды ранним утром я выскочил из квартиры моих приятелей после ночи блуда, пьянства и разврата, которую я провел с ними и приглашенными девчонками. Худые ноги мои подкашивались, от чего тело швыряло в разные стороны подобно маятнику, а изнутри распирало чувство обремененности и апатии.
Позвольте представиться. Я студент без призвания и без признания, желающий остаться анонимным на страницах этой истории. Ещё с полчаса тому назад я был очарован теплом невинных девушек конца пубертатного периода, купившихся на атмосферу сладкого красного вина, белого порошка с веселым послевкусием наивной детской похоти, старого рока и посиделок на балконе за разговорами про жизнь минувшую и грядущую. В какой-то момент я устал от всего этого и теперь бренно влачусь на электричку к себе домой, к маменьке. Отпрыск – только так могу я теперь себя называть. Как ни странно, читатель, это словечко, отпрыск, вовсе не похабное и не оскорбительное. На самом же деле, используя его в своей речи, ты можешь выглядеть гораздо умнее своих лет. Но не стоит увлекаться, иначе, во-первых тебя сочтут дураком, а во-вторых слово это тебе наскучит, и ты медленно проникнешься издевательской горчинкой его звучания. И тогда для тебя, ровно как и для меня, отпрыск будет значить некоего потомка, что возвращается с неистовой попойки, где он воспользовался слабостью пары разношерстных девиц, но при этом еще утром отлично закрыл сессию.
Интересно, что испытает мать, когда сие чудо предстанет перед ней, скрючившись в дверном проеме? Вероятнее всего, слепую гордость.
Весна в этом году была холодной и мокрой, и первый месяц лета не стал исключением. Во дворах всё еще чувствовался аромат сырых скамеек при подъездах. С кустов, ветви которых я невольно задевал плечами, скатывались капли мне за ворот, на канализационных люках сверкала вода, а в неровностях асфальта поселились лужицы и где-то даже настоящие болота… Через эти самые болота уже проложили мосты из деревянных досок, а значит, ливень шел еще с вечера и, возможно, только недавно закончился.
Я не спеша двигался к «Чухлинке». Ехать мне было до Зари, бывшего военного городка. Белоснежные облака висели высоко то сплошным полотном, то рваной лепниной. Легкий ветерок щекотал ноздри, а кругом за время моего шествия не промелькнуло ни души. Такая Москва удивила меня спокойствием, сменяющимся изредка пиликаньем светофоров, курлыканьем голубей и мельтешением лап бездомных кошек по помойкам. Всё это приглушалось, когда я, широко разинув рот, позевывал.
Возле платформы тоже никого не оказалось: даже спящих в калачике бездомных и их собак. Миновав тучного охранника, я поднялся по лестнице, прошелся по переходу и оказался на первом пути. По брусчатке забавно скакали воробьи, а на одной из лавочек я завидел приезжую семью. Отец, широко расставив ноги, держал в руках лоток мелкого ремонтника (наверное, с дрелью, парочкой шурупов, молотком, отверткой и ключами) и пакет с игрушками. Жена его, замотанная в хиджаб, держала на руках маленького мальчика. Тому было хорошо, он спал.
Представь, читатель, какие чудные моменты из своего детства мы позабыли! Когда-то ведь ты мог зажмуриться, и все проблемы разрешились бы сами по себе. А что теперь? Теперь остается нам лишь дарить похожие моменты своим детям, чтоб те потом дарили их своим детям. И так, пока какого-то из наших потомков не собьет машина, прежде чем он или она захочет продолжить род. Кстати, с чего это я озаботился таким вопросом? Не знаю, но тогда мне показалось это забавным. Тем более первая электричка прибывала в пять часов и восемь минут, практически через четверть часа. Чем мне еще было себя занять, мой читатель, кроме как тленными мыслями и воспоминаниями минувших ночных скачек? О последнем позволь мне умолчать.
