Рай Веры Алексеевны
Рассказ
Погас апрельский день; природа праздновала возвращение весны. Днем было тепло, на синем небе ярко светило солнце, но к вечеру становилось свежо. В квартире Ефимовых готовились ко сну. Катя закрыла на ночь балконную дверь в большой комнате, где спала сама, и пошла в маленькую комнату, где жила ее мать Вера Алексеевна.
Мать сидела на кровати и смотрела телевизор.
– Мам, время принимать лекарство. Ну как, ноги, полегче от нового лекарства или нет? – спросила Катя.
– Чего на меня, на старую переводить лекарство? Все равно помирать. А чего не помираю, сама не знаю. Только мучаюсь и тебя мучаю. Николай звонил? – вспомнила вдруг зятя.
– Нет, не звонил эту неделю, – Катя налила в стакан воды, подала матери воду и таблетки. – Раз врач прописал, значит, надо пить. Давай, пей, а то спать будешь плохо.
Потом выключила телевизор, пошла к двери, обернулась:
– Спокойной ночи, мама. Если что понадобится, стучи в стену.
Катя пошла в свою комнату, переоделась в ночную рубашку, выпила свои таблетки на ночь, выключила свет и легла спать. В квартире стало тихо и темно, только слабый свет уличных фонарей проникал через окна в узкие промежутки между шторами.
Других жильцов в квартире не было. Мать и дочь жили вместе второй месяц. Раньше в этой комнате, где жила сейчас мать, обитал Катин сын Михаил. Сначала один, а потом с женой Татьяной. Жить с молодыми Кате не понравилось. Она перестала чувствовать себя свободно и комфортно в собственной квартире с тех пор, как однажды, не стучась, открыла дверь в комнату молодых, чтобы позвать их ужинать, а они в это время страстно целовались.
«Да и вообще, почему я должна готовить еду на их семью? Раз взрослые, раз поженились, то и бытовые вопросы пусть сами решают», – рассуждала Катя. Матери было уже восемьдесят лет. Передвигалась она с трудом, ее замучил суставной артроз, или, как она сама выражалась, «подагра». Жила она на четвертом этаже в однокомнатной квартире, и спуститься в магазин или аптеку, а потом снова подняться на четвертый этаж, было для нее сложным делом. Кате приходилось ездить в другой район города к матери, делать покупки, убирать квартиру. На это уходила уйма времени и сил.
Катя стала уговаривать мать переехать жить к ней, а молодых Мишу и Таню поселить в ее квартиру. Мать долго отказывалась, сначала под предлогом, что если они не уживутся с Катей, то она, оставшись без своего угла, будет вынуждена идти в дом престарелых. На что Катя ей сказала, что документально ничего делаться не будет, как она была хозяйкой квартиры, так и останется. Не захочет жить у нее, всегда можно будет сделать обратный ход. Потом мать стала говорить, что ведь Катя еще молодая, вдруг захочет устроить свою личную жизнь, а она явится помехой. При воспоминании о неопределенном положении Кати у Веры Алексеевны всегда портилось настроение. Она начинала высказывать град упреков в адрес зятя Николая, потом доставалось и Кате:
– Ты возьми и разведись официально, позвони Николаю, переговорите, а то он то, на пять месяцев уезжал, появился как красно солнышко, и опять его нет уж четыре месяца. А ты ни вдова, ни разведенная, а ведь ты молодая, можешь еще жизнь себе устроить. И самое главное, почему ты не послала Колю ко мне, уж я то бы его переубедила!
На что Катя ей каждый раз говорила:
– Мама, ну какая же я молодая, через полгода на пенсию оформляться. Переубедить Колю, я переубеждала и не смогла. И ты бы не смогла. А насчет моего замужества можешь не беспокоиться, влюбиться в таком возрасте я не влюблюсь, а так просто чего огород городить, ты же меня знаешь.
Вера Алексеевна в конце концов осознала, как Кате тяжело жить на два дома, согласилась и переехала к дочери.
Событие, о котором говорили мать и дочь, произошло в октябре двухтысячного года. До этого события Коля Ефимов с мая по октябрь работал на восстановлении главного храма Антониево-Дымского мужского монастыря в Ленинградской области. Его позвал туда работать бывший сослуживец Муратов Дима. Оба были безработными уже пять лет. Раньше работали слесарями на станкостроительном заводе. Завод был старейшим предприятием города, выпускал детали машин для текстильных, писчебумажных, сахарных предприятий. Гордостью завода были металлорежущие станки собственной конструкции. Перестройку завод не пережил. Когда задолженность завода перед кредиторами и собственным персоналом не погашалась более трех месяцев, началась процедура банкротства. С персоналом директор рассчитался очень быстро, вывез все станки, металлические детали в Китай и продал как металлолом. На вырученные деньги там же в Китае закупил куртки, кроссовки, спортивные костюмы, майки и футболки по оптовым ценам. Наценку на купленный товар сделал огромную и выдал зарплату за три месяца ширпотребом. Но подписи рабочих собрал в ведомостях на заработную плату, как полагается, и все – он чист перед персоналом. Все было сделано, что и не подкопаешься. Всех уволили, армия безработных пополнилась на триста человек. А здания завода ушли в администрацию города в счет погашения налогов и поставщикам за поставленную продукцию. Через некоторое время в пустых цехах появились склады и торговые комплексы. Сам же директор продал свою квартиру и уехал со всей семьей жить в Москву. Как потом узнали, он и сыну старшему купил там отдельную квартиру.
