1987год
В Останкино сегодня случился переполох. Все поздравляли с днем рождения главного редактора информационной программы «Время». Он смущался, краснел и приглашал на чай в свой кабинет каждого, кто пожимал ему руку. Была и еще одна причина для торжества – рождение первой ночной передачи в «ЦТ СССР» – в эфир выходила развлекательная программа «До и после полуночи», ставшая впоследствии знаковым событием, перевернувшим представление телезрителей о современном телевидении. Все волновались, поздравляли коллег и ведущих этого непривычного шоу для советского телевидения.
– Весна́, ты домой идешь? – спросил молодой человек девушку, которая сидела за огромным столом и что-то писала.
– Максим, сколько тебе раз говорить, что я не ВеснА, а ВЕсна?
– Мне кажется, что Весна́ звучит наряднее.
– В общем, не до тебя, работы много. Мне в эфир еще выходить.
– Все забываю у тебя спросить, откуда такое имя?
– Это сербское имя, мой отец был из Белграда.
– Ничего себе! Как это ты в те времена умудрилась себе такого отца заиметь?
– Да никого я в итоге не заимела! Отец погиб в автокатастрофе сразу после моего рождения, а мама умерла, когда мне было десять лет.
– Где-то же они встретились? Сейчас проблема поехать за границу, а двадцать с лишним лет – это же вообще фантастика!
– Отец был дипломатом. Он работал в посольстве. Мама – успешная журналистка. Познакомились они на каком-то приеме. Она очень хотела, чтобы я его не забывала, и каждый вечер рассказывала мне историю их любви, но я была ребёнком и слушала ее не очень внимательно. Практически половину ее рассказов я уже не помню. Они расписались в посольстве, и его сразу перевели в Белград. Мама переехала к нему в Югославию. А когда пришло время меня рожать, вернулась одна в Москву. Больше они не виделись. Ей пришло письмо с уведомлением о его смерти, когда мне было три недели.
– И она не поехала на похороны? – удивился Максим.
– Телеграммы не было. В письме сообщалось, что похороны уже давно состоялись. Да и куда ехать с грудным ребёнком?
– Странно все это, не находишь?
– Даже если и странно, то сейчас ничто уже не имеет никакого значения.
– Имело с самого начала. Он же твой отец! Почему не было никого наследства? Почему ты воспитывалась в детском доме? А бабушки? Дедушки?
– Я не знаю. Бороться в десять лет за наследство у меня не хватило бы ума. Да и что теперь говорить!
– Я не о тебе говорю. А мама? Она чего ждала десять лет?
– Мама сразу замкнулась и ничего не хотела делать. Она словно сама умерла вместе с ним.
– И вы не ездили в Югославию? Может, могилку посетить? Вдову югославского гражданина могли выпустить спокойно за границу, я думаю.
– Нет. Она слышать ничего не хотела. Мне казалось, что она даже злилась, когда ей что-то о нем говорили. Но, вероятно, мне это только казалось.
– Весна, тебя в гримерку приглашают, – сказала милая девушка, заглядывая в дверь.
– Ну вот! Заболтал ты меня, я ничего не успела.
– Ты что, сама себе тексты правишь? – удивился Максим.
– Нет, вычитку делаю. Пока. Увидимся завтра. Я убежала.
***
Передачу вести было сложно. Именно сегодня было сложно, потому что нахлынули воспоминания и грустные мысли. Почему мама так и не связалась больше с его родными? Она же действительно всех их знала. Почему не побеспокоилась о ее будущем? Почему не поехала в Белград? Весна знала, что у отца был частный дом с садом, расположенный в 16 километрах от храма Святого Саввы и выставочного центра Белграда. Это же и мамин дом, получается. Все это не давало Весне расслабиться и довести спокойно эфир. Оператор закатывал глаза и показывал кулак. Весна кое-как довела эфир до прогноза погоды и вышла из студии.
– Что с тобой? – спросил Глеб, помощник режиссера.
– Приболела немного, – ответила Весна.
– Давай сходим в ресторан сегодня. Я приглашаю.
– Нет, я вечером буду занята.
– Ты хочешь сказать, что ночью будешь занята? Уже десять вечера.
– Глеб, у меня и правда, дела, не обижайся.
– Хорошо, но предложение в силе. Надеюсь, что я тебя уговорю. "Кропоткинская 36".
– Что "Кропоткинская 36"? – не поняла Весна.
– Это частный ресторан. Он только что открылся. Говорят, что там такие блюда, что не оторваться.
– А цены? Оторваться? – улыбнулась Весна.
– Я приглашаю, значит, оторвемся.
Глеб давно и безуспешно ухаживал за Весной, над ним уже откровенно подшучивала вся съемочная команда, но он не отступался.
– Я все равно на ней женюсь, – говорил он всем подряд.
– На свадьбу не забудь пригласить, – снова и снова смеялись коллеги.
Весна приехала домой и, не раздеваясь, вытащила из маминой любимой тумбочки пачку документов и писем. Она не в первый раз просматривала эти бумаги, но ничего важного там не было, кроме их единственной совместной с отцом фотографии, сделанной в Белграде на крыльце отцовского дома. Весна начала укладывать их обратно, но тут ее палец зацепился за что-то железное, и в эту же секунду со скрипом открылась задняя стенка. Весна с замиранием сердца протянула руку глубже, в открывшееся пространство, и вытащила оттуда большую стопку писем. Это были письма отца. Конверты, которые она держала в руках, были международные. Марки, приклеенные на конвертах, не оставляли сомнения, что письма были из Югославии. Все письма были уложены в хронологическом порядке. Она осторожно открыла самое первое, датируемое мартом 1955 года.
