Роман
Я долго петлял по зигзагам судьбы в поисках прямой дороги к удаче. Но, как оказалось, все дело в ударении. В этой крохотной черточке сверху над последней гласной в моем имени…
Раньше меня звали Витек. Как дворнягу. А сейчас я Виктор. На французский манер. И звучит солидно – как сенбернар.
К ударению, разумеется, нужна родословная. Пришлось покопаться в своем генеалогическом древе и отыскать в нем французские корни. Так я стал Виктором Де Бурже. Последним отпрыском старинного французского графского рода.
– Видите, вот эти окна на втором этаже? Здесь была спальня моей пра-пра, – публика замирала, когда я показывал фотографии своего родового замка с роскошным парадным подъездом и прилегающим к нему английским парком. – Между прочим, к ней нередко заглядывал сам Наполеон! В паутине моих генов вполне вероятно застряла парочка его хромосом, – посвящал я их в интимный мир своих предков, рассказывая про забавные интрижки пра-пра с Бонапартом.
Некоторые тут же находили во мне отдаленное сходство с Наполеоном. Я не возражал.
Правда, там, где я родился, французами и не пахло. Но кто знает? Возможно, какой-нибудь шальной, с перепугу, и обронил каплю своего семени. Во всяком случае, говорил я, как стопроцентный француз. С изысканной гнусавостью и слегка картавя. Я благодарил судьбу, что в моем родовом гнезде не было логопеда. А то он, наверняка, лишил бы меня французского шарма. Вот, когда я оценил свой хронический гайморит. Он перестал быть болезнью. Он стал «визитной карточкой» французского рода Де Бурже.
– Ума не приложу, что мне делать с этим замком?! – этой фразой я всегда завершал свою «летопись».
Боже мой! Что тут начиналось! Меня мгновенно окружали необычайным вниманием и заботой. Тискали в объятиях и слюнявили поцелуями, нашептывая время и место для «деловой» встречи. Меня хотели и не скрывали этого. Меня обожали, как будто я только что выиграл сражение под Ватерлоо…
Я был Казановой и Бонапартом. Два в одном. Как шампунь от перхоти.
Дальше, как правило, на меня буквально обрушивался шквал советов и предложений, как сегодня наилучшим образом можно распорядиться уникальной недвижимостью и на самых выгодных условиях продать мой замок. Назывались корпорации, холдинги, банки, частные лица. Цены зашкаливали. От миллионов, которые пролетали мимо, у меня кружилась голова, и холодели руки. Правда, этот материальный ущерб тут же, отчасти, компенсировался морально.
– Замок бесценен, господа! – прерывал я разгоряченных покупателей. Потом виновато опускал глаза и, выдержав паузу, небрежно бросал:
– Дело в том, господа, что я не нуждаюсь в деньгах.
Это был удар ниже пояса. Многие его не выдерживали и старились прямо на глазах.
Я обожал эти сцены. Как истинный гурман, я смаковал чужую зависть. И испытывал ни с чем несравнимое наслаждение, наблюдая, как она пожирает их. В этот момент у меня удваивался адреналин…
Я вспоминал Жозефину. У меня был хороший учитель. Дьявол в юбке! Моцарт интриг! Редчайшая стерва и тонкий знаток человеческих слабостей. Вот кто умел виртуозно играть на низменных чувствах. Как Паганини на скрипке!
Фотографии замка Де Бурже подарил мне Леха. Давний приятель, еще с детства. Он так же, как и я, мыкался в поисках удачи и приличной родословной. Нас тогда объединяла общая цель. Правда, шли мы к ней разными путями.
Годом раньше Леха приехал в Москву и сразу же, выдержав конкурс, стал моделью одного из салонов на Кузнецком. Он был просто рожден для этой профессии. Его манера двигаться от природы была легкой и грациозной. Едва касаясь, он плыл по подиуму, волнуя и завораживая публику изящными вихляниями своего зада.
Как-то раз, во Франции, Леха представлял новую коллекцию одного из наших кутюрье. И вот там, в молодого красивого манекенщика влюбился крупный владелец модных французских салонов и знаменитых парижских варьете. Дряхлеющий миллионер предложил ему свое покровительство и отеческую заботу. Правда, при этом Лехе пришлось поменять не только имя, но и пол. Вот тогда и зажглась на небе Франции его голубая звезда. С тех пор Алексис, так звали теперь Леху, жил в замке Де Бурже с пожухлым любителем нетрадиционных сексуальных отношений. Лехе повезло…
Мне же не везло с детства. Мое «родовое гнездо» было обнесено тремя рядами колючей проволоки. Я родился в маленьком убогом городке с закопченным небом и перекошенными бараками, наспех построенными зеками. Этот городишко не отыщешь ни на одной карте бывшего Советского Союза. Его специально стерли, что бы он не мозолил глаза иностранным шпионам своими урановыми рудниками.
Мой отец не дожил двух месяцев до моего рождения, и я стал сыном улицы. Самые первые слова, которые я услышал – прокуренный до хрипоты мат. Самое яркое впечатление – пьяные драки. Других воспоминаний не сохранилось.
Я мечтал вырваться из своего «родового гнезда» на мировой простор. Но для этого нужны были деньги. У моей матери никогда не было денег. Работая медсестрой, она едва сводила концы с концами. Хотя мечтать я мог и бесплатно. А вот превратить свою сказочную мечту в реальность без денег было невозможно. У меня стала развиваться острая до боли любовь к деньгам.
