К не очень старому, но, похожему на большой сарай, зданию вокзала стекались группы людей.
– Скоро поезд, – будто размышляя вслух, осторожно заметил Дмитрий.
– Не суетись, – коротко отрезал Борис, безошибочно уловив настроение попутчика.
Дмитрий нервно прошёлся, но, встретив взгляд Бориса, вновь сел на траву.
– Не прозеваем мы этот поезд, – заверил Борис.
Дмитрий кивнул и, выдержав паузу, сказал:
– Не хорошо как-то получается…
– Согласен, – поспешил отозваться Борис, – но мы в данный момент гражданских прав фактически не имеем… Я в подобной ситуации уже побывал, когда из армии освободился. Тогда такой дикостью показалось, что патрули дембелей шмонают: отбирают деньги, часы, вещи всякие!.. С ментами – ситуация ещё хуже: мало того, что отнимут всё, что возможно, могут ещё и избить, и обратно на зону отправить ради своей отчётности по раскрываемости… На бесправного человека всё, что угодно, «повесить» можно.
Понимающе кивая, Дмитрий хотел-было что-то сказать, но Борис вдруг приподнял руку и прислушался, затем осмотрелся и уверенно сказал:
– Вот теперь – пошли, – к той вон группе людей пристраиваемся!
Только оказавшись в вагоне, оба вздохнули с облегчением.
Когда поезд тронулся, Борису вдруг показалось, что он ждал именно этого момента. Теперь, когда можно было наконец-то по-настоящему расслабиться, ему вспомнилось, как он любил дорогу, любил осень, любил слушать перестук вагонных колёс во время своих многочисленных путешествий. Всё как будто бы возвращалось в привычное русло, но всё-таки он ясно осознавал, что с ним произошли какие-то необратимые изменения.
Поезд медленно набирал скорость; пожелтевшие кроны деревьев проплывали мимо. Когда лес за окном закончился, взгляду открылся большой пустырь, покрытый кучами мусора. Вдали на холме возвышалась полуразрушенная церковь.
Остановив взгляд на руинах, Борис ощутил какую-то щемящую тоску. Память беспощадно выхватывала из прошлого отдельные эпизоды и заставляла переживать их повторно, замечая то, что ранее было упущено.
***
В маленький тюремный храм Борис пришёл без веры, но с ощущением гнетущей тоски и безысходности. Он стоял у входа, прислонившись к дверному косяку и, сложив руки на груди, наблюдал за священником и десятком с лишним осуждённых.
Стоявший с другой стороны от двери, офицер подошёл к Борису и тихо сделал какое-то замечание, но, встретив пронзающий злобный взгляд, вернулся обратно, пообещав о чём-то доложить начальству.
Борис оставался неподвижным и тогда, когда люди направились к выходу. Офицер грубо подтолкнул Бориса, однако подошедший священник отвлёк его. Завязался разговор, из которого, слышавший почти всё, Борис понял, что храм недостроен и нужны добровольцы вместо, недавно освободившихся, строителей. Информация эта зависла в опустевшем разуме Бориса. Мыслей не было. Он куда-то шёл вместе со всеми, с кем-то столкнулся, от кого-то получил несколько ударов, автоматически ответил; кого-то унесли.
Оказавшись в кабинете начальства, Борис долго тупо стоял, совершенно не воспринимая то, что ему говорили, и вдруг, неожиданно для самого себя, попросился на строительство храма.
К удивлению Бориса просьба его вскоре была удовлетворена. Ещё больше Борис удивился, когда узнал, что за него просил сам отец Николай, настоятель храма.
Работа началась для Бориса с расчистки территории вокруг храма.
Осуждённые работали вяло, то и дело устраивая перекуры; трое – не работали совсем, покрикивали на других, удобно устроившись на куче досок. Подобных людей Борис возненавидел ещё в армии. Присутствие их раздражало Бориса. Рядом худощавый парень в очках тщетно пытался выковырять из земли большой плоский камень; Борис принялся помогать. Вскоре камень удалось извлечь и оттащить в сторону; парень сел на камень, стараясь занять как можно меньше места, и, протянув руку, представился:
– Дмитрий.
Борис пожал парню руку и, назвав своё имя, сел рядом.
– Скажи-ка, Дима, что там за три «урода» на досках?
– Не связывайся!.. Вон тот пожилой – это Сан Саныч, бригадир наш… Правда, он – только формально бригадир; на самом-то деле – Фока командует, – Никита Фокичев, это – у которого шрам на башке… В прошлом году «пометили», – теперь с охраной ходит.
– А «охрана» – это, значит, вон тот коренастый что ли?
– Верно, он, – Петруха Семёнов; его чаще Сёмой называют. Сёма – парень спокойный; его многие даже уважают.
– А Фока?
– Фока – «гнида», – подлый… Лучше не связывайся.
– Ладненько, – учту… Что это они засуетились?
– Похоже, кого-то из начальства заметили. Пойдём-ка работать!
Дмитрий поспешно поднялся; Борис же ещё немного посидел, потом потянулся, встал, несколько раз присел и наклонился, покрутил головой, подвигал плечами; после этой короткой гимнастики хотел-было вернуться к работе, однако неожиданно получил довольно сильный толчок в спину. Обернувшись, Борис увидел Фоку; тот стоял с сигаретой в зубах и что-то мерзко шипел. Не обращая внимания на ругань уголовника, Борис спокойно взялся за работу.
Проходивший мимо, отец Николай вежливо попросил Фокичева не курить около храма.
