Косые струи дождя ударили в стекло и тонкими змейками поползли на подоконник. Как всегда, когда жизнь поворачивается ко мне задницей, я вижу дождь. Конечно, случаются и другие дожди, вот только перемещение в этот мир сыграло со мной злую шутку: как маг воды я чувствую их, мокну под ними, но не вижу. Вижу только дождь перемен. У него красивое, мягкое, певучее имя — Оликуе.
Он приходит внезапно, чтобы напомнить мне о прошлом и намекнуть на грядущее.
Я не забыла, как столкнулась с ним впервые. Это походило на кошмарный сон наяву. Картинки сменяли друг друга с сумасшедшей скоростью, сливались, создавая ужасные образы. И я неприлично, по словам Борка, грохнулась в обморок посреди улицы. Как можно упасть в обморок прилично, он мне так и не объяснил, зато бухтел всю дорогу до дома.
Оликуе. Я боюсь его и жду. Он приносит боль, но после я чувствую себя обновлённой. Надо лишь пережить, перетерпеть.
Мама дорогая, роди меня обратно. Как же не хочется опять нырять в прошлое. Но где-то там, в милом, уютном доме семьи Торд-Ан мой сын играет с друзьями. Перед глазами встала довольная мордашка Арэна, которому я разрешила «ночёвные гости».
Под городом бьётся в трубах вода, я всем телом ощущаю её. Сорвусь, рванёт и она. И город просто перестанет существовать.
Оликуе. Награда. И наказание.
Я переходила из комнаты в комнату просто так, чтобы успокоиться.
В учебной аккуратистка Зедра, услышав, что её отпускают на все выходные, в спешке оставила открытыми и тетрадь, и чернильницу. Я улыбнулась, вспомнив сопящую, старательно выписывающую буквы девушку; её заправленную за пояс фартука косу; пятнышки чернил на щеках и ярко-рыжие веснушки — на душе стало тепло-тепло.
Нам обеим повезло, что в тот день, когда отец привёз девочку в город на заработки, я сунулась в управу. Прибила бы дебила, который решил обойти закон! Ребёнку тринадцать, а он её на работу. Зараза. А девочку из-за него в приют забрали. Как вспомню, сколько стоило её выдрать оттуда, так пальцы сами в кулаки сжимаются.
Вода шумит-бурлит, её зов бьёт в виски. Пора. Я зашла в свой кабинет. Орэн, затаскивая мебель, купленную мной у старьёвщика, иронично назвал его однажды будуаром. Да, я люблю винтажную мебель. Да, когда-то я зверски завидовала Зинке: попаданка не лучше меня, а у неё кабинет, будуар, малая гостиная, приёмная, балы, пати. Муж быстро понял, о чём мои печали. Высокий, изящный учитель танцев и румяная, доброжелательная учительница этикета очень быстро превратили мои мечты о пати в мечты о минутке покоя.
На секунду показалось, что на плечи легли тяжёлые, тёплые ладони, я даже оглянулась, но нет, позади дверь с прикреплённым рисунком: мальчик, сидящий на горшке и собирающий пирамидку. Шутка Орэна.
Стихия, дай мне силы! Дай силы справиться с тоской.
В коридоре я на пару минут «зависла», прикидывая пола какой из комнат мне не жаль. По здравом размышлении выходило — всего жаль. Но упускать Оликуе я не собиралась: если вспоминать, дождь не только подтолкнёт память, но и даст некоторые подсказки относительно будущего.
В конце концов мой выбор пал на маленький чулан под самой крышей. Там одно из окон было прорезано прямо в скате, то, что надо.
Завернувшись в плед, я уютно устроилась в кресле. Тонкая водная плеть аккуратно повернула защёлку на раме и впустила в комнату дождь. Блестящие струи переплетались в воздухе, образуя экран. Честно говоря, я до сих пор не знаю, как это работает. По-моему, обращение к прошлому, к плохому прошлому, должно приносить боль. Но, как ни странно, каждый раз оно возвращает мне контроль над стихией.
Пока я размышляла, дождь, основательно залив пол, выровнял полотно и выдал первое изображение. Я даже не сразу вспомнила это лицо. Женское, одутловатое, со следами былой красоты и с выражением какой-то обречённой решимости. Оно мелькнуло и пропало. На его месте возникла чёткая картинка, и я разом вспомнила.
День моей смерти.
Я с силой свела лопатки, напрягла спину и резко «бросила» плечи вниз. Скованность в теле пропала. Вот, теперь можно и «кино» посмотреть.
Пухлая, невысокая девушка, стоя на подоконнике, тянулась рукой с зажатой в ней тряпкой к верхнему углу окна с наружной стороны. Да-да, в тот день тётка заставила меня мыть окна, хотя по прогнозу обещали дождь после обеда. Я торопилась, хотела успеть до прихода тёткиного сожителя.
И всё-таки их появление я пропустила: под окном одна легковушка «поцеловала» другую, и я загляделась. С высоты седьмого этажа разборки смотрелись... весело: водители суетились и орали друг на друга, окружающие снимали на телефоны.
— Пихай!
Толстушка-я замерла, согнувшись. Полуоткрытый рот и вытаращенные блеклые голубые глаза. Мокрые от пота волосы облепили круглое лицо, похожее на плоский, ноздреватый блин.
Сожитель тётки — красивый высокий мужчина (вот удивительно, пьянство на его внешности нисколько не сказалось) — стоял возле дверей за спиной моей родственницы. Стройная, симпатичная, но уже изрядно потрёпанная жизнью и пороками сестра отца, всегда вызывавшая во мне брезгливую жалость, отшатнувшись, пролепетала:
— Я не могу!
— Убить сестру смогла! — Мужчина опёрся о косяк и сложил руки на груди. Кожу как морозом обдало от его взгляда. Так смотрят хищники, наблюдающие за жертвой.
