Хорошие девочки не садятся в машину к незнакомцам. Но блондинка в красной юбке, видимо, была недостаточно хороша.
– Сколько тебе лет, ребёнок? – я убавил музыку и боковым зрением наблюдал за попутчицей.
– Что, примеряешься, не посадят ли тебя, если трахнешь меня на заднем сидении? – девушка проследила за моими глазами, что злобно сверкнули из-под затемнённых очков.
– Прикидываю, сколько ботокса ты забила в носогубку и лоб, чтобы выглядеть на чужие восемнадцать.
– Мне – двадцать шесть.
Я стянул очки, прошёлся взглядом по светлым волосам с оттенком серебра, идеальному носу, ровным бровям, пухлым губам, и с сомнением покачал головой.
– У меня есть права! – зачем-то стала оправдываться девица.
– Подарили? – ехидно уточнил.
– Ага, – красная юбка не скрывала коленей, и укором на правом был синяк. Девушка одернула ткань. – Папа.
– Папа или папик? – и столько в этом моем «папик» было паскудства, что блондинка запсиховала.
– Да ты задрал намекать на эскортницу!
– Я тебя ещё не драл.
– Но мечтаешь? – прищур голубых глаз и сжатые пальцы на ремне безопасности.
– Нет, прокрастинирую.
А ещё пристально изучаю, ища знакомые черты. Зря, к слову.
Замолчали. Гравийка вывела на разбитый асфальт.
– Как тебя зовут? – не утерпела девушка.
– Я обычно сам прихожу, – уголок губ дёрнулся в усмешке.
– Но имя у тебя есть?
– Безусловно… – она настолько мила, что говорить с ней – одно удовольствие. Правда, с немного мазохистским послевкусием.
– И ты мне его не скажешь?
– Оно слишком знаменито, чтобы называть его… – патетично заявил, интригуя, и заметил, как она надула губки. Ещё и дышать стала так, словно у ребёнка отобрали любимую конфету.
– Мне величать тебя Лютиком? – припомнив такой же момент в нашумевшем фэнтези, уточнила блондинка.
– Лучше уж Васильком.
– Хорошо, Василёк. Кто ты?
– Мизантроп, фаталист, гений… – пустился в перечисления и заметил ледяное пламя в голубых глазах.
– Ого! А тебе венец уши не натирает? – голос у неё мелодичный. Почти уверен, она очень хорошо поёт. Намного лучше половины нашей эстрады.
– Нет, он вечно съезжает набекрень. А кто ты, ребёнок?
– Можно я опущу все свои регалии?
– Мне интересно познать тебя всю…
– Но-но-но! – Покачала указательным пальцем девушка и сложила руки на груди. – Ты мне это брось, познаватель!
– Я бы сказал, дознаватель.
– Серьезно? Ты настолько умён, что по пятнадцатиминутному диалогу смог всё обо мне узнать?
– Не всё, но я к этому стремлюсь. Например: папа купил права, значит, не последнюю горбушку доедает. Ты шлёпаешь в летний полдень на каблуках и в мини по просёлке, а могла бы ехать на машине. Купил права, купил и тачку, аксиома. Ты либо паршиво водишь, либо отобрали права, либо папочка отобрал машину. Мы в богом забытой деревне, ставлю на третье. Тебя что, сослали?
– Угу, в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов, – фыркнула девица, неумело цитируя Грибоедова. – Ещё скажи, послали…
– Нет, послала, скорее всего, ты. И это не единственная оплошность. По складу ума, характеру и повадкам, ты не приспособлена для серьёзной работы, хотя образование высшее, наверно, есть. Бухгалтерия там, или юрфак, а на деле ты – фрилансер. С литературой у тебя беда, значит, не пишешь. Глядя на мордашку, можешь быть моделью или новым видом бездельников – блогером.
– Я – фотограф!
– Да какая разница? – я махнул рукой, и девчонка заворожёно проследила, как ударились друг об друга медальоны на чёрных кожаных шнурках.
– А чем ты занимаешься?
– Я – пишу…
– О-о-о! Вот это вот «Над пропастью поржи»…
– Во ржи. Книга, из-за которой убили Джона Леннона, называется «Над пропастью во ржи».
– Да какая кому разница? – оскалившись, передразнила блондинка.
Аэропорты.
Это как телепорты, только дольше. Это как трансгрессировать, только без волшебной палочки. Это почти как магия, только механика.
Я шла к ленте выдачи багажа с дурацкой улыбкой, которая может быть только у человека, что впервые за шесть лет собрался в отпуск. Долгожданный. Сначала я училась в дорогой, во всех смыслах, столице. Потом не хватало денег. А сидеть на шее у родителей… Такое себе занятие, согласитесь. Тем более, ба всю жизнь повторяла мне одну проповедь, что не надо просить ничего у сильных мира сего. Сами придут, сами дадут. А уж по шее, щам или для профилактики – как повезёт. Но в везение я верила ещё меньше, чем коуч по похудению в целебное голодание. Поэтому добивалась всего сама. Или добивала…
Я пошла работать на полставки в ресторан, хостес. Дальше, в закромах вещей нашла старенькую зеркалку, и всё закрутилось так, что на учебу – плевать, на общепит – с ещё большей колокольни. Потому что я нашла себя!
И стала фотографом. До мозга костей. До бессонных ночей с фотошопом. До стёртых коленей, потому что супружескую пару снимала на пляже и половина ракурсов требовала коленопреклонения. До истеричных всхлипов девочек, что попадали в объектив моей камеры. До скупой похвалы матери невесты, которая у меня на фотках даже улыбалась. До матюгов именем двойной экспозиции и открытой диафрагмы. До первой топовой строчки в списке молодых специалистов, у которого в портфолио звёзды шоубизнеса, мировые бренды и благотворительные акции.
