1. ПРОЛОГ
Я горел.
Мне казалось, что огонь был не только снаружи, но и внутри. Пламя нещадно поглощало меня, сжигая кожные покровы, наполняло удушливой гарью легкие.
Нестерпимый жар ввергал мой устойчивый организм в шоковое состояние. Как бы ни было крепко шайрасское тело, и оно не могло сопротивляться пламени.
Я чувствовал, как тлеют ресницы. Плотно сжимал веки и закрывал лицо руками в надежде спасти глаза.
Ощущал, как от запредельной температуры кожа шла пузырями. И в какой-то момент, кроме омерзительного запаха сгоревшей плоти перестал осязать все остальное.
Теряя сознание, хрипло кричал, больше не в состоянии терпеть эту пытку.
Я сгорел дотла.
Чтобы воскреснуть.
2. ГЛАВА 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ
Туман.
Он клубился вокруг меня густым полотном. В тумане надежно скрывались очертания обоих витиеватых берегов. Можно было только увидеть, как причудливыми лапами из ватной мглы торчали ветки деревьев.
Морок мне на руку. Я надежно был спрятан в белой пелене. Как и река, в которой я беспомощно лежал. Ее ледяные потоки охлаждали и приносили хоть небольшое облегчение. Я не мог восстановить в памяти, как оказался здесь. Но мое измученное тело прекрасно помнило касания огня.
Пробуждение пару дней назад было таким, что я бы предпочел не просыпаться никогда. Даже маленький ожог на теле приносит весомые неудобства, неотступно напоминая о себе каждую секунду. По моим соображениям, ущерб был огромен, огонь повредил семьдесят — восемьдесят процентов поверхности кожи. Боль причиняла невыносимые страдания. Я бы хотел забыться, но не мог. Холодная вода отвлекала, но не настолько, чтобы я был в состоянии задвинуть телесную муку на задворки сознания или изолировать ее. Она назойливо заставляла искать более холодные течения, постоянно менять положение тела в воде. Но это помогало сла́бо и ненадолго. Мне оставалось терпеть. Временами от невыносимых ощущений я погружался в небытие. Но даже тогда ощущал терзания. Боль пекла. Жалила. Уничтожала собой.
Я знал, что мне нужно пить. Вода в реке была противна. Возможно, сама по себе. А может, из-за моих сожженных рецепторов. Мало того, что все пахло и имело вкус гари, вода несла в себе тупое послевкусие затхлости и чего-то непонятного. Но за неимением другой жидкости я пил. Знал, что заражения можно не бояться благодаря шайрасскому иммунитету, но вкуснее от этого мутная жижа из реки не становилась. Однако, она помогала очищать организм от токсинов, а их было с избытком из-за массивных ожогов. И что немаловажно, вода была холодной.
Меня мутило. То ли от неприятной жидкости, то ли от интоксикации. Иногда выворачивало наизнанку, и болезненные спазмы пускали тело на новые круги Ада. Но я продолжал пить.
Так как безумно хотел выжить.
***
Спутанность сознания постепенно исчезала. И я уже более трезво пытался оценить свое состояние. Сильно удручало, что память не торопилась возвращаться. Правый глаз не видел. Аккуратное ощупывание пальцами говорило о том, что поврежден не только он, но и веко. Рассмотреть и изучить увечье не получалось, вода в реке была слишком мутная и не позволяла увидеть ничего. Вероятно, это и к лучшему. Судя потому, что мне говорили пальцы, лицо мое обезображено.
Слабее всего пострадал хвост, и обгоревшие участки на нем причиняли меньше болевых ощущений, чем те, что покрыты кожей. Чешуйки гораздо плотнее и способны вынести большую нагрузку. И рецепторы на хвосте шайраса работают иначе. Они прекрасно осязают прикосновения, давление и температуру. Но болевых раздражителей на хвосте значительно меньше. И находятся они под чешуей. Иначе мы бы не могли скользить по острым камням и веткам, или сильно нагретой солнцем поверхности, а просто корчились бы от боли.
Но к огромному сожалению, хвост заживает дольше. Нужно отрастить кожу, и потом она уже сможет покрыться новой чешуей. Я осторожно снимал поврежденные чешуйки, не оголяя сразу больших участков. Места без них такие же уязвимые, как и на остальном теле. Без капсулы, концентратов даже хваленая регенерация шайрасов была недостаточна с масштабными повреждениями.
Шипя сквозь стиснутые зубы, я постепенно отдирал остатки зеленоватого одеяния, похожего на военный китель, кусками вплавленного в меня. Мне приходилось часто останавливаться, глубоко дышать и потом снова браться за эту болезненную, отвратительную работу. Иногда я терял сознание. Местами показывалась молодая розовая кожа, очень тонкая. И прикосновения к ней отзывались на пределе чувствительности и боли, я старался не трогать ее лишний раз, давая время окрепнуть.
Что-то мне подсказывало: я ни разу в жизни не попадал в такие передряги.
Когда меня перестало выворачивать водой, я начал из этой же реки отлавливать ленивую рыбу, приплывающую мне прямо в руки, и поедать ее. Она, как и все вокруг, пахла гарью и имела вкус затхлости, присущий само́й реке. И по первости рыбу ждала та же участь, что и воду. Но для того чтобы регенерировать, у меня не оставалось иного выхода, кроме как есть.
***
Я плохо соображал, сколько дней прошло. Когда стало чуть легче, решил исследовать местность, на которой находился. Заплыл вверх по течению и обнаружил небольшой летательный аппарат.
