Не знаем мы, в каком случилось веке,
В каком тысячелетии то было,
Когда вдруг вспыхнул разум в человеке –
Сознанье его душу озарило.
Существованье некой высшей силы
Уже в то время мог он ощутить,
Способной от рожденья до могилы
Его и погубить, и защитить.
И вот тогда охотник первобытный,
Отождествив её с природой зримой,
Просил, себя увидев беззащитным,
Пощады у неё боготворимой.
Страшась неодолимых сил природы,
Обожествляя всё: и свет и грязь –
Толпу богов узрели в них народы.
Весь мир во тьме язычества погряз.
И жизнь текла лишь по закону силы,
Все остальные доводы поправ,
Решали люди споры, как гориллы,
Считая: кто сильнее – тот и прав.
Текли столетья, как тысячелетья,
Но капля камень точит – жизнь менялась.
Лишь правомерность рабства лихолетья
Для побеждённых той же оставалась.
Внушая всем почтение и страх,
Раскинул крылья гордый символ Рима.
Казалось, что в грядущих всех веках
Могущество его ниспровержимо.
Блестящая военная машина,
Всё сокрушая на своём пути,
В известных ей тогда пределах мира
Не видела куда б ещё пойти.
Рим процветал. Прекрасные дороги
Со всех сторон проложены к нему,
И оседая на его пороге,
Стекалась дань к нему лишь одному.
(Из стран как из далёких, так и близких,
Всё лучшее, чем славились они
От берегов Британских до Понтийских.)
То были Рима золотые дни.
Такой порядок виделся навечно,
Но, в роскоши купаясь, Рим дряхлел,
В своё величье верящий беспечно,
О гибели и думать не хотел.
Меж тем, у покорённых зрел протест,
Всерьёз не принимаемый пока,
Внутри страны не мене, чем окрест,
В сердцах раба, плебея, бедняка.
Но кроме социального протеста,
В имперьи Рима назревал конфликт
Духовного, невидимого теста,
С которым Рим бороться не привык.
За тьму веков языческих воззрений
Они всегда лишь разнились богами
И формами обрядов поклонений,
Сомнению не подвергаясь сами.
Теперь же, как в самом имперском Риме,
Так и в иных провинциях его,
Язычество формально было в силе –
Гражданская обязанность всего.
Был приговор Вергилия таков
(Хоть он прослыл поэтом, не пророком),
Что римский культ языческих богов
Ослаб от опьянения пороком.
На фоне благодетельной природы
Жизнь общества людей лишь отражала
Духовное смятение народа,
Не знающего Божьего Начала.
У одного лишь малого народа
Существовала вера в Одного
Могучего невидимого Бога –
У иудеев, только и всего.
И Рим решил: пусть верит в кого хочет,
Лишь только платит вовремя налоги,
Коль эта вера не волнует прочих.
(Насчёт налогов власти были строги.)
Как маяки Божественного Света
Во тьме ночи путь людям указали
Вобравшие суть Божьего Завета
Из камня Моисеевы скрижали.
Не мало, видно, времени ушло,
Чтоб отойти от идолопоклонства,
В душе народа прочно чтоб жило:
Господь – Един превыше звёзд и солнца.
Незримо Он присутствует повсюду
Как Дух Святой, нет для Него преград,
Творец всего, Светильник вечный люду.
Жизнь без Него – бессмысленный обряд.
Но мало было праведных людей,
Кто Заповеди строго соблюдал,
Таких, как Авраам и Моисей.
И за грехи Господь людей карал.
К тому же и в самом иудаизме
Давно уже назрел духовный кризис,
Как сложность и оторванность от жизни,
Которые веками накопились.
Но как пред очистительной грозой,
Какой пора давно уже приспела,
Как утром травы кроются росой,
А капли пота покрывают тело,
И кажется, как будто вся природа
Томится в ожидании дождя –
Так и душа еврейского народа
Ждала с небес Мессию, как вождя.
Вождя, который поведёт на бой
И сокрушит языческие царства.
Мир на земле наступят и покой.
Восторжествует правда над лукавством.
Таков был мир, когда в него Христос,
