личного состава отряда коррекции реальности Комитета Глобальной Безопасности Демократической Империи Руси
Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник.
Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон.
Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда.
Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности.
Баранов Александр Сергеевич – заместитель по высокому моральному духу (заммордух).
Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник.
Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки.
Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр [1], бек [2].
Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант.
Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопераций.
Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спецопераций.
Разин Степан Тимофеевич – сотрудник отдела спецопераций.
Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан.
Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца.
Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик.
Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения.
Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда.
Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед.
Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь.
Дранников Добрыня Никитич – богатырь.
Попович Алексей Вакулович – младший богатырь.
Филиппов Петр Трофимович – стажер.
Вендт Отто Фридрихович – командир подводной лодки «U-1277», вместе с экипажем временно прикомандированный в распоряжение командира отряда.
– Товарищи! – решительно оборвал жидкие аплодисменты Владимиров. – И господа, разумеется… Торжественное заседание, посвященное годовщине образования Аркаимского отряда Комитета галактической безопасности Звездной Руси разрешаю считать открытым. Встать, бездельники!
В зале загремели и фальшиво запели фанфары, а сводный отряд знаменосцев в составе конопатого Петрухи внес на сцену отрядный стяг – алое полотнище с вышитой золотом двуглавой птицей. Орел был немножко кривобок. На правое крыло ниток, похоже, не хватило. Навершие древка было увито пучком двух лент – красно-бело-синей и черно-желтой.
Сбивая от понятного волнения и высокого доверия свой гусиный шаг, Петруха продефилировал со стягом на вытянутых руках по сцене из конца в конец два раза. Потом с облегчением воткнул алое полотно под портретом основателя империи – наголо стриженного добродушного вида бородача с глубоким шрамом поперек лица, детской улыбкой на устах и безмятежно голубым левым глазом. Правый глаз основателя скрывала черная повязка.
Укрепить стяг в просверленной в полу под портретом дырке Петрухе удалось, правда, лишь со второго раза. Первый раз он нервно ткнул слегка заостренным основанием древка в ногу Баранова, который суетливо и неосторожно бросился ему помогать.
Баранов, несмотря на торжественность обстановки и коллективно взятые обязательства не материться в служебных помещениях, хотел было взвыть на весь зал, но в этот момент грянул гимн. Все, даже орел на стяге, вытянулись по стройке «смирно».
За последние тысячелетия слова гимна менялись добрый десяток раз, поэтому из импровизированного хора доносились самые разные варианты:
– Союз нерушимый, – заливался курским соловьем Кузнецов.
– Сильный, державный, – надрывался Сусанин, утирающий слезы.
– Сплотила в реальность, – скулил Петруха.
– Звездная Русь, – шмыгнул носом некстати простудившийся Хохел.
Что ревело своими богатырскими глотками трио Илья—Добрыня—Алеша расслышать было невозможно, поскольку сидели они на самой галерке, как раз под мощным патефоном, из которого и доносилась музыка имперского гимна. Музыка, в отличие от слов, уже несколько веков не менялась ни на ноту.
Что бы ни пели подчиненные Владимирова – все вместе звучало достаточно внушительно. Да что там внушительно – холодок по коже бежал от рева одного только Ильи. Не портил общего впечатления даже тот факт, что Маннергейм пел по-фински, Дзержинский – по-польски, а Батыр орал, как верблюд, укушенный скорпионом, на казахском.
«Все равно ничего не разберешь», – мстительно и ехидно подумал Владимиров, поскольку только недавно получил из главка указиловку с очередным вариантом гимна. А у Дмитрия Евгеньевича в последние дни были более насущные дела: тут как раз Батыр, принимая после очередного капремонта сокол-корабль, утопил его вблизи пирса на радость экипажу немецкой субмарины. Владимиров сразу отписать документ по назначению забыл и теперь, к огорчению безутешного заместителя по высокому моральному духу Баранова, вторую неделю не мог этот текст найти.
Между тем многоопытный комиссар Фурманов, узнав от Владимирова о пропаже ужасно важного документа с текстом нового гимна, ничуть не расстроился, а, напротив, развеселился и последовательно посоветовал командиру «начхать» и «забыть». «Когда коту нечего делать, – мудро, но непонятно заметил тезка Владимирова, – он что делает?.. Так что лучше давай решим, кому внеочередной отпуск к празднику выписать. А Баранову скажи, что текст я забрал. В коллекцию. Хотя мне лично по душе „Боже, меня храни!“
