Большинство женщин проводит существенную часть молодости в нетерпеливо-боязливом ожидании: первой менструации, первого полового акта, первой беременности. У нашей героини все эти ожидания заняли всего несколько лет, и, пока она учила ответы к выпускным экзаменам и планомерно шла к поступлению в медицинский ВУЗ, её тело уже вовсю готовилось к материнству. Аборт она делать не стала и при помощи отца (не отца ребенка, тот был персонажем проходящим и безликим, а при помощи своего отца), который мрачно суетился и взял на себя все организационные моменты, она пристроила ещё не рождённого малыша в благонадежную французскую семью с квартирой на окраине Парижа, двумя машинами, хорошей страховкой и безоблачным будущим.
Мальчик родился и рос, всё это проходило в полнейшем порядке. Ему были предоставлены все радости современных детей, и беспокоило его только то, что может беспокоить ребёнка с благополучной жизнью. Со временем у малыша появилась няня, которая каждый день кормила его вкусным обедом, а потом вела гулять на огороженную высоким забором игровую площадку. Там у него завелись друзья – в соседних домах водилось много ровесников. Все они бегали, кидалиcь друг в друга травой, пачкали в грязи модные вещи из демократичных магазинов, менялись игрушками, плакали из-за разбитых коленок и мёртвых голубей и ничего не знали об опасности и страхе. Всё, что было в их царстве, – счастье и неуклюжая кутерьма. И окружающие взрослые поневоле заражались этой безмятежностью. Каждый день и у мальчика, и у его родителей, и у его няни, и у соседских ребят походил один на другой. Иногда дети даже со злостью били палками землю от осознания того, что приключений нет и они не предвидятся. Большинству людей на детской площадке казалось, что всё плохое происходит где-то очень далеко, и высокий сетчатый забор, пусть даже с открытыми воротами, защитит этот привычный уклад жизни. А потому ни малыши, ни их няни, ни даже мамы не заметили одинокую фигуру в чёрной байке с поднятым капюшоном, которая несколько дней подряд возникала в высоких кустах, примыкающих к забору игровой площадки.
На четвёртый день этого странного дежурства произошло вот что. Один из мальчиков, Лео, повздорил с няней и не желал уходить. Та разыграла неумелый спектакль, будто собирается удалиться с площадки одна. Но малыш пошёл на принцип и, пока няня копалась в сумке, кинулся в обратную от дома сторону. Он пронёсся мимо деревьев, мимо ворот и чуть не выскочил на проезжую часть. Но тут его подхватили мягкие руки, он внезапно оказался прижат к чёрной, в катышках, байке, а затем перед его глазами возникло приятное женское лицо. Из больших незнакомых глаз катились скупые слезинки, а дрожащие губы произнесли: «Ох, Лео. Мама здесь, мама рядом».
Из-за акцента говорившей и её дрожащего голоса мальчик не разобрал ничего, даже понятного на многих языках слова «мама» и не сразу сообразил, что его называют по имени. Но Лео увидел горящий, сосредоточенный на нём одном взгляд, испуг, надежду – вещи, названия которых он ещё не знал, но которым, как оказалось, уже мог посочувствовать.
«Лео, – снова обратилась незнакомка, и теперь мальчик узнал своё имя. – Лео, пойдёшь со мной?» Не дожидаясь ответа, она встала, протянула руку и отчетливо сказала: «Bonbons. Bonbons, Leo?» Она и сама пахла конфетами: сладкими-сладкими дешёвыми духами. Никто из окружения мальчика, даже молодая няня из далекой страны, никогда не пользовался подобным парфюмом, и он решил, что так могут пахнуть разве что феи. Маленький Лео внимательно изучил мерцающее от слёз лицо, удивился тому, что расстроенная чем-то незнакомка даже в минуту грусти готова угостить его сладостями, и охотно протянул руку.
Эта встреча была такая странная, настолько насыщенная впечатлениями, что показалась и маленькому Лео и девушке в чёрной байке очень долгой. Но на деле прошло меньше минуты, и к тому моменту, как няня разобралась с содержимым сумки – ни маленького проказника, ни мрачной фигуры уже не было в поле зрения.
Девушка долго тащила мальчика куда-то вдоль улицы, затем через череду поворотов, мимо ярких витрин и летних кафе. Вопреки ожиданиям Лео, она не останавливалась у кондитерских. Малыш оказался среди незнакомых домов, он уже ничего не узнавал, не понимал, почему они так торопятся. Он почувствовал неладное, занервничал, пытался притормозить, принялся выдергивать руку. Девушка ни за что не хотела идти медленнее, и Лео уже готов был расплакаться. Внезапно они завернули на совершенно пустынную улицу, а там незнакомка села на корточки среди переполненных мусорных баков, обхватила голову руками и – сама разревелась.
«Что же я наделала! – запричитала она тихим надрывистым голосом, переходящим в противный писк. – Что же я творю! Что же это такое?! Кто же я теперь? Что же теперь будет??..» Её слова перешли в бессвязные рыдания. И тут внезапно она замолчала, притихла и подняла взгляд на испуганного мальчика, который неподвижно стоял рядом. Но этот взгляд был обращён не к нему, а куда-то в пустоту, куда-то за грани пространства. Девушка хотела понять, что же чувствует теперь, чего хочет, готова ли снова расстаться с этим новым существом.
