ГЛАВА 1
Запущен механизм часов —
Они отсчитывают время.
Летят секунды, словно тени,
И новый день уже готов
Ворваться в мир. Он промелькнет,
Оставив только дымку, лепет.
Каким он будет: темен? Светел?
Неважно — все равно пройдет.
— Ты снова здесь, брат мой.
Светлая богиня Анигьос неслышно ступала по раскаленной от солнца крыше к темноволосому мужчине, замершему на самом краю. Отсюда было прекрасно видно королевский дворец, и окружающие его улочки лежали как на ладони.
— Не спится, сестрица? — Анигьос почувствовала улыбку в голосе Ишшасса.
— Могу спросить тебя о том же, — ответила она, замирая рядом с братом. Богиня глядела на Санторру, столицу Миалроса, и спрашивала себя, откуда взялась в сердце безотчетная тревога, заполнявшая ее сегодня.
— Я и не собирался засыпать. — Ишшасс повел плечами. — Здесь интереснее.
— Но ты не вмешиваешься.
— Не вмешиваюсь, — согласился он. — Просто смотрю. Запрещено?
— Ты ведь знаешь, Иш, мы не должны заботиться о делах смертных так часто, — с грустью сказала она.
— Мне ли не знать.
Их разговор всегда напоминал бег по кругу. Вопрос-ответ, вопрос-ответ. Водоворот, в котором оба рано или поздно могли утонуть. После событий десятилетней давности между Анигьос и Ишшассом установился хрупкий мир, но иногда богиня спрашивала себя: может, это только иллюзия? Видимость… Ишшасс всегда был хорош в иллюзиях. Это ведь ее неугомонный брат — лучший во всем. Не наделенный только умением прощать.
Память все чаще уносила Анигьос в далекие дни детства. Тогда впереди была вся жизнь, и казалось, мир упадет в ладони — только помани! Увы, это тоже была иллюзия.
— Энни! — высокий кареглазый мальчишка, младше сестры на два года, но уже выше на целую ладонь, чем страшно гордился, стоял, задрав голову, и смотрел на ветви раскидистой яблони. На одной из них и устроилась его сестрица — темноволосая и голубоглазая, как куколка. Всем казалось, что Анигьос должна быть такой же хрупкой и нежной, но Иш-то знал: все не так! Вот и сейчас сестрица, сменив светлое платьице на свободные брюки и рубашку, втайне украденные у брата, забралась на дерево и самозабвенно грызла яблоко.
— Да Энни же! Тебя нянька ищет!
В него с дерева полетел огрызок. Иш увернулся и рассмеялся:
— Мазила!
Энни прицелилась получше, и целое яблоко полетело в брата. Иш, видимо, не ожидал столь стремительной атаки, вот и увернуться не успел: спелый плод прилетел в плечо и заставил мальчика вскрикнуть:
— Ай!
Анигьос тотчас соскользнула с ветки и бросилась к нему.
— Прости, прости! — забормотала торопливо, обнимая братишку. — Я не хотела, правда. Не подумала!
Ишшасс надулся и отвернулся. Он всегда был очень обидчивым, но отходчивым, и пять минут спустя уже отыскал в траве то самое яблоко и впил в него зубы. Ему на днях исполнилось двенадцать, и брат считал себя очень взрослым, а Энни посмеивалась: сказано, мальчишка!
— Так что там нянька? — напомнила она.
— А! — вспомнил мальчик, вытирая с губ льющийся сок. — Матушка просила, чтобы ты к ней зашла. Вот няня Ирма тебя и ищет.
Матушка в последнее время болела. Уж Энни-то знала, подслушала, когда приходил лекарь, только брату не сказала. Не хотелось расстраивать маму, да и папа скоро вернется. Тогда все наладится, все будет хорошо. Это Анигьос повторяла себе снова и снова, пока отец воевал с соседним государством. Он был магом, а мама… Мама нет. Будь здесь папа, он исцелил бы недуг, Энни не сомневалась. Этот целитель из города какой-то неумеха!
Сама девочка магии в себе не чувствовала. Скорее всего, в ней ее никогда не будет. И ладно! Что магия? А вот Иш мечтал заполучить силу. Представлял, как станет самым великим в мире, остановит войны, и отец больше никогда не станет уезжать. Глупый братик…
Тем не менее, следовало поторопиться. Энни бросилась в свою комнату, быстро переоделась: матушка бы ни за что не одобрила ее наряда, и только потом показалась няньке на глаза.
— А, юная льери! — Та всплеснула руками. — Где же вы были? Я вас обыскалась!
— Читала в саду, — бодро солгала Анигьос. — Иш нашел меня и передал, что вы хотите меня видеть.
— Не я, ваша матушка, — заулыбалась нянька. — Идемте, дорогая. Идемте же.
Взяла Энни за руку и увлекла за собой на второй этаж. Любимая мамина гостиная выходила окнами на дорогу, чтобы сразу увидеть, когда на ней появится усталый путник. Матушка ждала отца: каждый день, каждый час. Она улыбалась, когда думала о нем: Энни давно заметила.
Вот и сейчас матушка, белая и бледная, как последние цветы осени, сидела у окна, глядя на дорогу, но обернулась, услышав шаги дочери.
— Матушка! — Анигьос бросилась к ней.
— Энни, дитя мое! — Та мягко обняла девочку и коснулась губами лба. — Где же ты была?
— Читала в саду, — смутившись, повторила Энни. — Прости, если бы я знала, что ты меня ищешь…
— Ничего. Присаживайся, посиди со мной.
Что за болезнь съедала самого близкого человека, Анигьос не знала. Она лишь слышала, как лекарь говорил что-то о слабых легких. И порою Энни становилось так страшно! Однако она улыбалась и старалась казаться веселой. Не стоит печалить матушку и расстраивать брата. Тот и так тосковал по отцу, хоть и молчал об этом. Иш вообще предпочитал отмалчиваться о самом важном, и родным оставалось только догадываться, что у него на уме.
