Глава 1. Что-то хрустит над головой
Колеса телеги постанывали, наезжая на выступающие корни деревьев. Лесная дорога вилась среди громадных стволов. Тюки с пшеницей шуршали, пересыпая содержимое при каждом крене телеги, а вокруг расстилался туман, вытянувший свои промозглые щупальца из сумрака чащи.
Возница нервно вглядывался в полумрак леса, пожевывая мундштук трубки и выпуская облачка дыма. Справа от него сидел юный паренек с мечом на коленях, сжимая рукоять клинка.
– Эта железка нам не поможет, Гир! – сквозь зубы бросил возница. – Она сгодится только лишь брюхосветам зад ковырять! Умертвий ей не возьмешь! Их сжигать нужно или перемолотым святодревом посыпать. Есть у тебя мука святодрева, а?
Его напарник лишь надавил на рукоять, оголяя часть клинка. Сталь блестела от полировки, но вот на лезвии виднелись глубокие зазубрины, словно кто-то пытался приспособить меч в качестве пилы или попросту клинок был старый.
– Нет, муки нет, но у меня есть способ понадежней, – ответил Гир, возвращая лезвие в ножны.
– Это какой же? – заинтересованно бросил возница, взглянув на соседа.
– Да просто огрею тебя ножнами за ухо и – с воза! Ты мясистый, так что пока тебе бока обгрызают, я уж в Пятачке буду.
– Ха! Вон ты как с друзьями, – усмехнулся возница, – но не забывай, любезнейший, что если меня не доедят до конца, то я обращусь, сяду вон на тот сук и буду терпеливо ждать, когда же поедет Гир на телеге, а потом примощу задницу точно над дорогой и…
Резкий хруст в кроне деревьев заставил коня встрепенуться и заржать, не дав закончить предложение. Звуки леса затихли. Тишина окутала, а туман словно стал гуще, цепляясь сотнями пальцев за борта телеги. Животное волновалось, похрипывало и нервно било копытом по земле.
– Давай-ка поедем дальше, – сквозь зубы, сжимающие трубку, проскрежетал возница. – Поди грибоход ветвь сломал, вот Светлячок и встрепенулся!
– Слушай, а не умертвие ли? – нервно прошептал Гир, сжимая рукоять побелевшими от усилия костяшками.
Возница не ответил, подогнав черного как смоль коня по кличке Светлячок. Оба были встревожены, и на молодых лицах, освещенных редкими лучами солнца, с легкостью можно было разглядеть тень страха.
– Ты сильно не трусь, – с излишним спокойствием в голосе промолвил возница, – ты-то третий раз на возу, а я уже два года вожжи держу. Пшеницу из Черноземки в Пятачок; рыбу и жир – из Лужи; из Топи – ягоды; да соль и камень из Гряды. Я все наши пять деревень знаю наизусть. Ежели днем ездить, то кровососов редко увидишь, уж поверь!
– Ты сказал редко, – ухватился Гир за слово, – значит, иной раз бывают, верно, Ули?
– Эээ… – протянул возница, поежившись от прохлады, вступившей в союз с туманом, – да… Видел пару раз, но не отчетливо. Я еще тогда со старым пьянчугой Бургой ездил. В тот день он перебрал чуть больше, чем нужно, и, представь себе, заснул прямо за вожжами! Вот же старый дурак!
Подогнав Светлячка, он бросил взгляд из-под бровей на кроны деревьев, раскинувшиеся над головой, словно боялся, что кто-то может нависать над телегой. Убедившись, что сверху лишь вьющаяся полоса серо-голубого неба, с густыми берегами крон деревьев-великанов по обе стороны, он продолжил, закусив трубку и выпустив облако дыма.
– Я тогда тоже дремал, так как выехали мы из Лужи с полным возом рыбы поутру. Так вот, дремлю я и слышу словно бы из далека, что Светлячок начал ржать и копытами землю рыть. Ну и чую, что телега не скрипит и не качается, как обычно, а стоит, точно вросла в землю. Ох, я тогда-то сразу встрепенулся, точно ошпаренный! Смотрю, а мы с дороги съехали метров эдак на пять, и уже нет просвета над нами. В тень леса попали, представляешь?! Это тогда телегу перегрузили бестолковые лужане, и зад ее стянуло с дороги под уклон.
С этими словами пухлый, розовощекий Ули ловко дернул за поводья, правя конем и объезжая торчащие из земли корни. Гир внимательно слушал старшего товарища, укутываясь в куртку из плотной оленины, окаймленную серебряной россыпью туманных капель. Дорога его страшила, хоть он и пытался показать Ули, что владеет собой, но вот взятый им из дома меч, который он умыкнул из острога, выдал его в первый же день службы на телеге. Ули, конечно, ничего не сказал при первой поездке, лишь ухмыльнулся, выпустив облачко серого дыма из часто торчащей в зубах трубки, увидев нового попутчика с мечом на поясе и переполненного уверенностью.
В тот день Ули стал заменой пьянчуге Бурге, который был стар, но в первую очередь не возраст отправил Бургу на покой, а скверный характер вместе со спиртным. Он часто пил, отчего телега его теряла колеса чаще, чем брюхосвет мерцал в ночи. Для старого Бурги никто не был авторитетом: он крыл грязной бранью любого, кто пытался его образумить, а побои от быстро вскипающей молодежи, чьих сестер и матерей пьянчуга также не обделял вниманием, словно не трогали его. Отлежавшись пару дней и, залив раны крепкой настойкой, которую он то и дело воровал или выклянчивал у соседей, Бурга снова всех поносил. Вот потому-то Гир и сидел сейчас рядом с дымящим Ули, прежде бывшим помощником Бурги.
