Читать онлайн полностью бесплатно Леонид Андреев - Мысль

Мысль

«Богатый кабинет-библиотека доктора Керженцева. Вечер. Горит электричество. Свет мягкий. В углу клетка с большим орангутангом, который сейчас спит; виден только рыжий шерстистый комок.

Действующие лица

Керженцев Антон Игнатьевич, доктор медицины.

Крафт, бледный молодой человек.

Савелов Алексей Константинович, известный писатель.

Татьяна Николаевна, его жена.

Саша, горничная Савеловых.

Дарья Васильевна, экономка в доме Керженцева.

Василий, слуга Керженцева.

Маша, сиделка в больнице для умалишенных.

Васильева, сиделка.

Федорович, писатель.

Семенов Евгений Иванович, психиатр, профессор.

Иван Петрович, Прямой Сергей Сергеевич, Третий врач – доктора в больнице.

Сиделка.

Служители в больнице.

Посвящаю Анне Ильиничне Андреевой


Действие первое

Картина первая

Богатый кабинет-библиотека доктора Керженцева. Вечер. Горит электричество. Свет мягкий. В углу клетка с большим орангутангом, который сейчас спит; виден только рыжий шерстистый комок. Полог, которым обычно задергивается угол с клеткой, отдернут: спящего рассматривают Керженцев и очень бледный молодой человек, которого хозяин зовет по фамилии – Крафт.


Крафт. Он спит.

Керженцев. Да. Так он спит теперь по целым дням. Это третий орангутанг, который умирает в этой клетке от тоски. Зовите его по имени – Джайпур, у него есть имя. Он из Индии. Первого моего орангутанга, африканца, звали Зуга, второго – в честь моего отца – Игнатием. (Смеется.) Игнатием.

Крафт. Он играет… Джайпур играет?

Керженцев. Теперь мало.

Крафт. Мне кажется, что это тоска по родине.

Керженцев. Нет, Крафт. Путешественники рассказывают интересные вещи про горилл, которых им доводилось наблюдать в естественных условиях их жизни. Оказывается, гориллы так же, как и наши поэты, подвержены меланхолии. Вдруг что-то случается, волосатый пессимист перестает играть и умирает от тоски. Так-таки и умирает – недурно, Крафт?

Крафт. Мне кажется, что тропическая тоска еще страшнее, чем наша.

Керженцев. Вы помните, что они никогда не смеются? Собаки смеются, а они нет.

Крафт. Да.

Керженцев. А вы видали в зверинцах, как две обезьяны, поиграв, вдруг затихают и прижимаются друг к другу, – какой у них печальный, взыскующий и безнадежный вид?

Крафт. Да. Но откуда у них тоска?

Керженцев. Разгадайте! Но отойдем, не будем мешать его сну – от сна он незаметно идет к смерти. (Задергивает полог.) И уже теперь, когда он долго спит, в нем наблюдаются признаки трупного окоченения. Садитесь, Крафт.


Оба садятся к столу.


Будем играть в шахматы?

Крафт. Нет, сегодня мне не хочется. Ваш Джайпур расстроил меня. Отравите его, Антон Игнатьевич.

Керженцев. Незачем. Сам умрет. А вина, Крафт?


Звонит. Молчание. Входит слуга Василий.


Василий, скажи экономке, чтобы дали бутылку Иоганисберга. Два стакана.


Василий выходит и вскоре возвращается с вином.


Поставь. Пейте, пожалуйста, Крафт.

Крафт. А вы что думаете, Антон Игнатьевич?

Керженцев. О Джайпуре?

Крафт. Да, о его тоске.

Керженцев. Много я думал, много… А как находите вино?

Крафт. Хорошее вино.

Керженцев (рассматривает бокал на свет). А год узнать можете?

Крафт. Нет, куда уж. Я к вину вообще равнодушен.

Керженцев. А это очень жаль, Крафт, очень жаль. Вино надо любить и знать, как все, что любишь. Вас расстроил мой Джайпур – но, вероятно, он не умирал бы от тоски, если бы умел пить вино. Впрочем, надо пить вино двадцать тысяч лет, чтобы уметь это делать.

Крафт. Расскажите мне о Джайпуре. (Садится глубоко в кресло и опирается головой на руку.)

Керженцев. Здесь произошла катастрофа, Крафт.

Крафт. Да?

Керженцев. Да, какая-то катастрофа. Откуда эта тоска у обезьян, эта непонятная и страшная меланхолия, от которой они сходят с ума и умирают в отчаянии?

Крафт. Сходят с ума?

Керженцев. Вероятно. Никто в животном мире, кроме человекоподобных обезьян, не знает этой меланхолии…

Крафт. Собаки часто воют.

Керженцев. Это другое, Крафт, это страх перед неведомым миром, это ужас! Теперь всмотритесь в его глаза, когда он тоскует: это почти наши, человеческие глаза. Всмотритесь в его общую человекоподобность… мой Джайпур часто сидел, задумавшись, почти так, как вы сейчас… и поймите, откуда эта меланхолия? Да, я часами сидел перед клеткой, я всматривался в его тоскующие глаза, я сам искал ответа в его трагическом молчании – и вот мне показалось однажды: он тоскует, он грезит смутно о том времени, когда он также был человеком, царем, какой-то высшей формой. Понимаете, Крафт: был! (Поднимает палец.)

Крафт. Допустим.

Керженцев. Допустим. Но вот я смотрю дальше, Крафт, я смотрю глубже в его тоску, я уже не часами, я днями сижу перед его безмолвными глазами – и вот я вижу: или он уже был царем, или же… слушайте, Крафт! или же он мог им стать, но что-то помешало. Он не вспоминает о прошлом, нет, – он тоскует и безнадежно мечтает о будущем, которое у него отняли. Он весь – стремление к высшей форме, он весь – тоска о высшей форме, ибо перед ним… перед ним, Крафт, – стена!

Крафт. Да, это тоска.

Керженцев. Это тоска, вы понимаете, Крафт? Он шел, но какая-то стена преградила его путь. Понимаете? Он шел, но какая-то катастрофа разразилась над его головой – и он остановился. А может быть, катастрофа даже отбросила его назад – но он остановился. Стена, Крафт, катастрофа! Его мозг остановился, Крафт, – и с ним остановилось все! Все!

Крафт. Вы опять возвращаетесь к вашей мысли.



Другие книги автора Леонид Андреев
Ваши рекомендации