Впереди громадной тенью высилась гора Скулебергет – гора разбойников. На краю поля зрения промелькнула и пропала бензоколонка, снова потянулся ельник. Последние двадцать миль ему нестерпимо хотелось в туалет.
Свернув с шоссе на проселочную дорогу, он выбрался из машины и шагнул на обочину, в буйно цветущие заросли.
Повернулся лицом к лесу и облегчился.
Было что-то такое в окружавших его запахах. Цветы вдоль дорожной канавы. Сырость в траве и дымка тумана в вечернем воздухе. Лютики, иван-чай и лесной купырь, вымахавший высотой в метр. Еще, кажется, луговая тимофеевка – он узнал только те растения, что были ему знакомы.
Зимой почва промерзла, асфальт совсем растрескался и превратился в щебень. Через несколько миль он мог бы свернуть налево и снова вернуться на трассу Е4, крюк вышел бы совсем небольшой. Его взгляду открылась величественная панорама – зеленые холмы и волнистые долины, было в этом что-то волнующее, словно смотришь на теплые мягкие аппетитные женские формы.
Он ехал мимо спящих ферм и заброшенных домов. Мимо озер, с поверхностью настолько гладкой и неподвижной, что отражавшийся в ней лес выглядел как самый настоящий. До самой последней веточки. Когда-то он стоял на этой самой горе, глядел сверху на безбрежные Одаленские леса, и казалось ему, что нет им ни конца, ни края.
За всю дорогу, до самой развилки в Бьертро, ему не встретилось ни одной машины. Он узнал желтую дощатую хибару, маячившую впереди. Теперь внутри за пыльной витриной виднелся только строительный мусор, однако вывеска, говорившая о том, что здесь когда-то был продуктовый магазин, осталась. Улофу вспомнились сладости по субботам, вкус желейных лягушек и соленой рыбы. На очередном повороте он свернул не в ту сторону, углубляясь все дальше в дебри. До утра он в любом случае успеет добраться до северных пригородов Стокгольма, босс все равно еще будет спать, и никто не станет сверять часы или выяснять точный расход бензина. Дополнительные полмили большой роли не сыграют. Улоф всегда сможет сослаться на дорожные работы и жилые прицепы дачников и отдыхающих, массово рванувших на природу, – всем известно, на что похожи шведские дороги летом.
Это время. Конец июня.
Эти запахи, и этот свет. У него пересохло во рту и обмякли ноги. Все, что он видел и чувствовал сейчас, все было точь-в-точь таким, как тогда. Когда занятия в школе заканчивались и начиналась скука. Самые длинные дни в году, когда он словно выпадал из времени. Когда Улоф вспоминал об этой поре, ему казалось, что все происходило в сумерках в пасмурный день, хотя тогда тоже должно было быть светло, как сейчас. Эта бесконечная белая ночь, бледные полуночные часы, когда солнце лишь слегка окунается за горизонт, чтобы вскоре вынырнуть вновь.
Он ехал мимо того, о чем забыл или просто не вспоминал. И все же оно все это время было здесь. Большой, выкрашенный желтой краской дом, в котором жили горожане, приезжавшие сюда на лето с детьми. Им еще не разрешалось гонять на великах по сельским дорогам. Ферма в стиле американского ранчо с причудливой верандой и выгонами, где топтался табун беговых лошадей, тупо пялившихся на дорогу. Белые пластиковые тюки с сухой травой на сеновалах, куда можно было взбираться и играть в царя горы, а еще по левой стороне там была береза, возле которой он сбавил скорость и свернул. Дерево вымахало до невероятных размеров. Ветви с ярко-зелеными молодыми листочками свисали чуть ли не до земли, заслоняя собой почтовые ящики.
Но он и без того знал, где находится нужный ему, из серого пластика, третий в ряду. Из прорези торчала газета. Улоф выбрался из машины и подошел, чтобы прочесть фамилию на почтовом ящике.
Хагстрём.
Отмахнувшись от комаров, он вытащил последний выпуск «Тиднинген Онгерманланд», под ним лежали еще два сложенных номера, вот почему верхнему не хватило места. Реклама оптоволоконных сетей связи, счет от местной коммуны Крамфорс. Кто-то продолжал здесь жить, получать почту, газету, платить за воду и вывоз мусора или что еще там было. Его пробрала дрожь, когда он прочел имя адресата.
Свен Хагстрём.
Улоф запихал все обратно в почтовый ящик. В машине из брошенного на пол пакета достал шоколадное печенье и сунул в рот, чтобы успокоиться. Запил банкой энергетического напитка и прихлопнул комара, который пробрался внутрь салона. Тот уже успел насосаться от пуза – на кожаной обивке сиденья расползлось красное пятно. Он оттер его с помощью слюны и туалетной бумаги, после чего медленно покатил дальше по старой тракторной колее. Было слышно, как по днищу скребет трава, машина то и дело подскакивала, попадая колесами в ямы. Мимо дома, где жил Стринневик, и серого, спрятавшегося в зелени сарая. Дорога пошла под уклон, потом резко в гору, и наконец он достиг вершины, где тьма ельника заканчивалась и природа распахивалась навстречу реке и просторам. Знакомый красный дом проплыл мимо, но Улоф глянул на него лишь краешком глаза. Посмотреть на него прямо у него не хватило духу. В конце дороги он повернул и медленно покатил обратно.
