Читать онлайн полностью бесплатно Рахман Кусимов - Музыка. Жизнь. Свет. Стихи 2004—2015

Музыка. Жизнь. Свет. Стихи 2004—2015

В книгу стихов петербургского автора Рахмана Кусимова «Музыка. Жизнь. Свет» вошли стихи, написанные им за период с 2004 по 2015 годы.

© Рахман Кусимов, 2016


ISBN 978-5-4474-4403-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

из-за штор

***

я бы мог и взахлёб, навзрыд, мне нашлось бы, о чём навзрыд,

чтобы строчка дала эффект пресловутого кома в горле,

потому что и впрямь – болит, ведь у всех что-нибудь болит,

но, сдержавшись в который раз, я зачем-то пишу другое.


нет бы выглянуть из-за штор, нет бы, выглянув из-за штор,

заявить, что неважно – как, что могу хоть глагол с глаголом;

ведь и вправду неважно – как, но гораздо важнее – что

/эй, трубите во все концы, что король оказался голым/.


мир печален, но он красив, улыбнись, он же так красив,

ничего не хочу писать, я тобой хочу любоваться,

потому что люблю тебя, разрешения не спросив;

потому что уходят дни, и не двадцать уже, не двадцать.


я в словесной тону воде, но когда не тону в воде —

я стою. подо мной земля. неизбежное небо – выше.

так стоят поезда порой на пустых полустанках, где

никогда б не вошёл никто и никто не вышел.

переводчик

в ночь, когда
сонный город застыл,
огорошенный
снежным драже,
переводчик
наводит
мосты
на высоком
своём
этаже;
он не спит, потому что привык,
и, касаясь бумаги едва,
на живой переводит язык
ненаписанных текстов слова.

нрзб

…жизни всё меньше, и, кроме прочего,
не попросить запасной.
это потом я стану пробелом, прочерком,
именем в памяти, голосом в записи,
цифрами в записной.
в праздник ли это, в разгаре ли дня рабочего, —
выпадет время лингвистики:
птичий, латынь, санскрит.
это потом я
[далее неразборчиво:
кто невзначай услышит – не повторит]

крепкие

Какого б ни был ты роду-племени, хоть церемонься, хоть оборзей, – такое время, что мало времени и у знакомых, и у друзей. И не с кем выпить, и не с кем ссориться, и на двенадцатом этаже ты всё лелеешь свою бессонницу, не изгоняемую уже. Луна плывёт бригантиной по небу сентиментального сентября, а ты выдумываешь кого-нибудь, напоминающего тебя. Ты называешь героя Гришкою, представив, с музами сообща, как он с классической ходит стрижкою и курит крепкие натощак. Он пробавляется скромным ужином, аскет аскетом во всей красе, и нет сомнений в его недюжинном таланте быть не таким, как все. И всё отчётливей с каждой фразою его проглядывают черты. Вы с ним похожи, как было сказано, но он разборчивее, чем ты. И вот, иных забывая начисто, почти прозрев к двадцати восьми, он скажет: «в людях важнее качество, а не количество, чёрт возьми». Красив и молод – живи и радуйся, вставай с улыбкою поутру… Но он печален. Но он под градусом. Он курит крепкие на ветру. А город манит своими видами, и что с того, что ночной порой себе зачем-то героя выдумал такой же выдуманный герой…

magnum

I


Мало радости ждать трамвая в одиночестве на кольце. Всё, что медленно забываешь – отпечаталось на лице. Связь пропала – смени тарифы, абонентам иным под стать. Наплевать на стихи и рифмы. И на прочее наплевать. Дни туманны, и воздух горек. Нет бы всё по-другому, но – перед взором всё тот же город, с той же улицей, где темно. И когда б соблюдать обычай, то, чем жил, в дневнике храня, вряд ли много б нашлось отличий одного от другого дня. И уже не понять, где правда невзначай переходит в ложь, и от жизни в режиме «авто» до смертельного устаёшь.


II


Мало радости быть заплатой на отрепье дурных времён. Не труби о беде, глашатай, – будешь проклят и заклеймён. Век суров: мы живём и дышим, а другие, презрев табу, променадом по скользким крышам искушают свою судьбу. Но покуда на дне колодца видно небо, что над тобой – сердце бьётся, как прежде, бьётся, а, верней, продолжает бой. Это значит, что я не сгину, как бы ни был резон высок – оттого ли, что выстрел в спину предпочтительней, чем в висок; оттого ли, что жизнь прекрасной предстаёт ещё вопреки прозорливцам, которым ясно, что случится в конце строки.

сон

потом приходит сон, где он парит
и тихо неземное говорит:
смотри, смотри, я тень, я дым, я свет,
я тот, кого на свете больше нет,
не бойся, говорит, я дождь, я снег,
я небо навсегда, я сон навек,
смотри, смотри, теперь, когда я здесь,
я тот, кто я на самом деле есть,
теперь я весь о том, что всё пройдет,
язык без слов и музыка без нот,
и вот теперь, когда я тишина,
я больше жизни, выше, чем она;
теперь я весь о небе и любви,
а ты – живи.

туда

туда, где нет рабочего режима,
и всё потом, пожалуйста, потом;
туда, где лето неопровержимо, незыблем дом,
ещё все живы;
где в школьном своевременном трамвае
забрезжит контролер, того гляди;
где первый снег, приставка игровая, жизнь впереди
как таковая;
где чайник со свистком монументален
и чуть расплывчат гость к шести часам;
где сладки шоколадные медали (виновен сам —
других не дали);
там диск на телефонном аппарате
вращается, и ждешь, и ждёшь ответ,
но дозвониться времени не хватит за столько лет.
(за сколько, кcтати?).
там лес, река, и солнце к ним впридачу,
там лишнее творим и говорим,
там бабушкин пирог на светлой даче неповторим.
теперь – тем паче.
теперь, когда все те, кто стали светом,
отчалив к неизбежным берегам,
назад не приплывут (по всем приметам), —
что делать нам?
жалеть об этом.

«всё ходишь, всё ждешь подвоха, даром что стал большим…»

всё ходишь, всё ждешь подвоха, даром что стал большим,


Ваши рекомендации