Косой, секущий в стекло снег. Такой же сухой, жесткий шорох, шелест…, нет – шепот колес о полотно автотрассы. Эти два звука: снега и колес – это шепот. Это фон. А основное – это музыка. Тем, кто это знает, понимает, о чем я – в салоне мчащейся по трассе автомашины, любимая, близкая тебе музыка. Chris Rea – гитара, голос, ритм дороги, ничего, более совершенного, так органически сливающегося в одно целое, как музыка Криса Риа и ощущения связанные с мчащейся под колеса дорогой не знаю.
Что-то похожее было в далекой морской юности, когда на мостике в крутой шторм зазвучала поставленная в радиорубке и транслируемая по всему траулеру музыка Вагнера. Знал ли Вагнер, когда писал «Полет Валькирии», каково находится в центре морской стихии, когда она решает потешить себя и гостей своими забавами, не знаю, но он когда-то записал на своих нотных листах вибрации и ритмы Божественной стихии. Гигантские, вздымающиеся выше мачт волны вдруг подчинились музыке Вагнера. И мы были заворожены этим чудом. А Крис исполняет музыку дороги. И дорога подчиняется музыканту.
Трасса между Рязанью и Владимиром. Только что проехал мост через Оку, и через несколько минут лесная, зимняя дорога. Мещерские леса. Стены сосен с двух сторон дороги сменяются стенами белоснежных пирамид елей, холмами снежных шапок лиственного леса. Пелена непрекращающегося несущегося над дорогой снега. Он еще не заносит трассу, но белая рвущаяся пленка поземки колышется над дорогой. За белой пеленой четко видны только ближайшие у дороги деревья, все остальное – серо-голубая стена, уносящаяся назад, куда, кажется, возврата нет. Стремительно меняющийся зимний пейзаж, зимний лес, перелески, одинокая поляна и снова нависающие над дорогой шапки снега на ветвях.
Промелькнувшая среди деревьев деревенька вызвала странную мысль. За окном крайней избы кто-то, возможно, глоток чая успел сделать, а передо мной за эти секунды промелькнула вся деревня с избами, и колокольней, и идущей по улице бабой с сумками. И история с этой бабой, сложившаяся в голове под несколько аккордов Криса. Промелькнуло и пропало, оставив в памяти заснеженную расплывчатую картинку. А впереди только петляющая трасса, шорох шин и музыка. Крис поет о солнечном летнем дне, а за окном снежная пелена. Редкая встречная машина, мелькнувшая подфарниками и вновь стремительное одиночество. Удивительное сочетание рассекаемого снежного пространства, пульсирующей музыки и покоя, тепла, удобного кресла, мягких подушек рулевого колеса. Странное сочетание, вызывающее желание, чтобы это длилось бесконечно.
Уже не первый год не сажусь за руль. И усталая нога уже давно не подрагивает на педали акселератора. А картины за окнами мчащегося автомобиля не забылись. И стоит зазвучать знакомым аккордам, и вот уже поплыли за окнами поляны, перелески и впереди мигают, зовут приближающиеся огоньки…, огоньки дороги длинною в жизнь.
В больничном парке. Осень
Самая ранняя осень. У Федора Тютчева «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора…», но я о той, что еще раньше. Период короткий, как первый взмах дерижорской палочки. Примет этой поры много, но только для наблюдательного глаза. Днём обычный летний день, тепло, даже жарко. Но утром! Воздух. Прозрачный, прохладный до озноба, чистый – не надышишься. Спросите, где так дышится? Это парк. Прекрасный парк, которому уже достаточно лет, чтобы выросли до могучих размеров сосны, ели. Чтобы берёзы и липы сомкнулись кронами, образовав благородную тенистую зону у своих стволов, добротно укрепившихся в зеленеющей разнотравьем земле.
Только парк этот, не парк отдыха, и не «культуры и отдыха». Это больничный парк в спальном районе крупного южного мегаполиса. Просторный парк за чугунной оградой, раскинувшийся вдоль проспекта, ставший украшением этого района. С тенистыми аллеями, с фонтанами, с больничными корпусами, скрытыми за кронами высоких деревьев, с детскими игровыми площадками. И стоит отойти вглубь парка от ограды и не слышно шума города. Хотя, надо отдать должное, нынешние города стали менее шумными. Потоки машин, какими бы многочисленными они не были, шуршат шинами, да изредка скрипнут тормозами. Народ идет молча, занятый самим собой. Никаких других звуков, доносящихся из-за ограды парка, я не слышу. И не стараюсь слушать.
Сижу на старомодной, удобнейшей из удобных, скамейке, стоящей в глубине парка на развилке аллей. Это те скамейки, у которых тяжелые литые боковины, и сиденья со спинками из толстых брусков образуют посадочное место, удобное всеми своими изгибами, и ногу за ногу забросить непроизвольно хочется. Одним словом – удобно.
В больничном парке всегда есть о чем подумать. Обстоятельства, по которым сюда попадаешь, настраивают на размышления о жизни. И, что замечательно, восприятие этой жизни обостряется. И окружающий тебя мир видишь другим. Мелочей больше видишь. Замечаешь то, на что раньше бы не обратил внимания. Когда бы вы раньше, в жизненной спешке присматривались рано утром к приметам ранней осени? Они ведь еле заметны. Например, в еще зеленых кронах деревьев появились островки, или пятна, а скорее всего это отдельные ветки с бурыми листьями. Эти листья, рано пожелтевшие – предатели. Они готовы будут осыпаться еще до отмашки, которую даст осень первым холодным ветерком, как правило, утренним. Вспомните, вы утром выходите из дома, а земля усыпана золотым ковром. Это новая хозяйка – осень, сама себе встречу пышную, парадную готовит.
