На седьмом этаже самой что ни на есть типичной девятиэтажки, что стояла в зелёном, да местами пыльноватом районе Семипалатинска, жил-да-был один весьма обычный, но всё же замечательный рыжий котёнок, которого и звали, довольно-таки типично для таких мест, – Мурзяткою. Дом его выходил окнами на двор, где летом мяч гоняли босоногие мальчишки, а зимой разливался каток, над которым клубился пар от разогревшихся ребят.
Жизнь у Мурзятки была, в общем-то, неплохая. Хозяева его, хотя дома часто не бывали, заботились о нём как положено: в миске всегда было молоко, а в чашке – корм, да не какой-нибудь сухой, а консервированный, с кусочками мяса, от которых пахло так, что любой соседский кот позавидовал бы. Правда, скучал он, когда хозяева уходили. Уйдут они за тяжёлую железную дверь с обитой дерматином поверхностью, и сиди тут, Мурзятка, на ковре в гостиной или за батареей в кухне.
Чтобы котёнок не закис в своих мыслях, оставляли ему балкон приоткрытым. Ну, думают, седьмой этаж – куда денется? А балкон у них был просторный, с видом на аллею, где росли тополя, да клёны, да ещё пара кустов сирени. Летом оттуда было слышно, как на площадке перед школой дети гоняют в футбол, а в детском саду за углом – как воспитательница зовёт ребят собираться на обед. Зимой, правда, двор был иной – застыл в своих снегах и сосульках, но зато с катком, где не смолкали звонкие крики.
На балконе Мурзятке нравилось проводить время. Он мог часами лежать, вытянув лапки, и глядеть, как по верёвкам для белья ходят воробьи, как голуби хлопают крыльями, или как где-то на горизонте высокие облака плывут, словно снежные горы. Иногда ветер с Иртыша приносил запах соснового бора, который граничил с городом, а иногда налетал пыльный шквал, да так, что Мурзятка щурился и спешил спрятаться обратно.
Хоть и была его жизнь размеренной, всё же котёнок не терял надежды на приключения. Когда ему надоедали игры с плюшевой мышкой или прятки с собственной тенью, он выходил на балкон, вставал на задние лапы и выглядывал в щель между перилами, словно хотел ухватить хотя бы кусочек того большого, шумного мира, который кипел где-то там, внизу. Может быть, он мечтал поймать воробья, а может – стать героем двора, о котором рассказывали бы даже на школьной переменке.
Ну так вот, набродившись наш Мурзятка по всем комнатам, как ни пытался он отыскать что-то новое, да всякий раз выходило одно и то же. Облазил он и кухонные шкафы, где среди кастрюль да банок с крупой мог найти разве что старую деревянную ложку, которая совсем не годилась для охоты. Заглядывал он и в ванную, где его всегда манила журчащая струйка из крана, а после этого, как водится, уходил с мокрым носом и раздражённым видом.
Затем, насытившись исследовательскими подвигами, устраивал он бой с плюшевой мышью. Мышь эта, старая и потрёпанная, лежала в углу и терпела всё, что придумает котёнок: то её грызут, то зашвыривают под кровать, то таскают за хвост по всему коридору. Но сколько ни старался Мурзятка, мышь оставалась неизменно равнодушной, отчего бой кончался всегда его победой, но победой скучной.
Когда же все эти игры надоедали ему окончательно, он отправлялся на диван, где когтил с явным наслаждением обивку, распушая ворс так, что оставлял на ткани длинные следы. Но и это вскоре приедалось, да заставляло его лениво потягиваться, зевать, а затем направляться на лоджию в поисках новой забавы.
А на лоджии – простор и воздух. Даже зимой здесь дверь оставалась приоткрытой, ведь с отоплением в квартире всё было как надо – батареи такие, что на них можно было хоть чайник греть. И стоило ему выйти на лоджию, как открывался перед ним весь двор, словно сцена, где постоянно что-то происходит.
Сначала взгляд его падал на бельевые верёвки, где частенько сидели воробьи. Мурзятка замерялся, напрягался, подкрадывался на мягких лапках, но стоило сделать хоть шаг, как они вспархивали хором, оставляя его с пустыми лапами. «Ну, ничего», – будто думал он. Тут же появлялись другие птицы: синички зимой, снегири с яркими грудками, словно новогодние шары. Щеглы, правда, были редкими гостями, но уж если прилетали, то котёнок смотрел на них зачарованно, забыв даже прыгнуть.
Частенько, особенно к вечеру, на перила балкона садились голуби, а иногда и вороны, которые зычно каркали, будто передавая друг другу последние новости. Весной же, с первым теплом, прилетали скворцы – их Мурзятка особенно уважал за бойкость и громкие песни, что звучали как вызов: «Давай, попробуй нас достать!»
Он прыгал, хватал воздух лапами, но всякий раз оставался ни с чем. Птицы улетали, а он оставался стоять на краю лоджии, напряжённо глядя им вслед, с хвостом, подрагивающим от досады. Однако обид не держал. Нет, ведь каждый новый день обещал очередное сражение, новую попытку и новые мечты. А мечтать Мурзятка умел. И, кто знает, быть может, в следующий раз удача улыбнётся именно ему.
