Фарсвет.
Грязный южный город, покрытый туманом невежества и похоти. Здесь у каждого второго на тебя стоит и пол твой в этом случае не играет никакой роли. Здесь принято играть картами агрессии и наглости. Здесь стоит всегда носить в кармане с собой нож бабочку, но при этом, стараться не пускать его в ход налево, и направо.
Это мой город, на сколько же ненавистный мне, на столько и любимый. Он притягивает безумием, болью, страданиями, просветами счастья и спокойствия. Здесь кипит жизнь, и здесь же она и находит свой конец.
Это мой Фарсвет.
Один из редких тихих вечеров… Я ищу себе прибежище, в котором мог бы немного выпить и так же немного поговорить. По совету одного из местных, мой путь лежит к холодному спальному району, в бар под названием «Белая роза».
«Смотли, лоза, это бал, где не принято никого снимать или напиваться в стельку. Это особенный бал. Там главное – плосто говолить. Говолить с незнакомцами о том, что у тебя на уме, говолить с незнакомцами обо всём» – прошептал мне тогда местный картавый пройдоха. От него разило дешёвым алкоголем, потом и мочой. Хороший персонаж. Я даю ему свою куртку, а то шатается по улице в такую прохладную погоду в одной грязно-белой майке, да потасканных спортивных штанах.
Ловлю попутку и под тёплые звуки, доносящиеся из старой магнитолы, добираюсь до улочки, где расположился серый непримечательный подвальчик, с покосившейся побитой вывеской «Белая роза». Открыв заляпанную чёрти чем дверь и пройдя испытание в форме неосвещённой лестницы, я оказываюсь в помещении, которое тут же западает мне в потасканное временем сердце…
Угольной формы барная стойка; худощавый сутулый бородатый старик-бармен с острым взглядом, орудующий бутылками похлеще, чем маститый фаерщик огнём. Все прочие несколько залов заполнены столами, стульями, людьми, мягким светом, табачным дымом, жаркими разговорами, тихими взглядами.
Я присаживаюсь на крайний стул у барной стойки, в самом тёмном уголку. Взглядом здороваюсь с молчаливым барменом и закуриваю сигарету, не торопясь с заказом выпивки на эту длинную ночь. В отражении выключенного телевизора, висящего под потолком, на меня смотрит парень, с каштановыми немытыми волосами, торчащими в разные стороны; с густыми бровями, прикрывающими своей тенью и без того незаметные карие глаза; с пухлыми губами, привлекающими внимание противоположного пола; и с причудливыми татуировками, выбитыми на правой руке.
«Спасибо, бродяга. Не зря отдал куртку. Хм… жарковато тут у них».
У них?
Кто-то приходит, а кто-то, насытившись беседами и разбавленным виски, с неохотой уходит. «Белая роза» тепло встречает каждого, кто готов принять её правила жизни. По крайней мере, меня она приняла охотно.
У нас.
Молодая девушка в строгом офисном костюме залетает в бар и усаживается с животной усталостью через стул от меня. «Мне как обычно», стонет она, снимая туфли. «И льда побольше накинь, пожалуйста». Она быстро окидывает взглядом сегодняшних гостей, мельком рассматривает меня и после, переводит взгляд на полку с алкоголем, в ожидании своего стакана.
Я уцепился тогда за цвет её глаз, в ту секунду, когда наши взгляды пересеклись. Они голубые. Настолько же, на сколько и тот парень, ласкающий своего друга, пока, как ему кажется, никто не видит.
Тёмно-каштановые волосы лезут на глаза, от чего она постоянно поправляет непокорные пряди и одёргивает тогда же свои чёрные очки в толстой оправе.
Я протягиваю ей открытую пачку с сигаретами. «Угостить?». «Да, пожалуй», она подходит ко мне на босу ногу, достаёт сигарету, подкуривает и садится обратно.
– Моё имя Анита. А твоё?
– У тебя красивые тонкие пальцы. – Я игнорирую её вопрос, всматриваюсь в плавные изгибы её рук. – Они словно созданы для игры на музыкальном инструменте. Ну, например, на фортепиано. – Не останавливаясь на словах, я начинаю наигрывать одному мне известную мелодию на фортепиано-аля-барная стойка.
– Да? – Анита разворачивается ко мне всем телом и испытующе смотрит.
– В голове играет мелодия. Она столь отчётливо слышна, будто бы ты, сейчас, мне её наигрываешь, прямо здесь… и она прекрасна. – Я останавливаю свой воображаемый концерт и возвращаюсь вновь к стакану и тлеющей сигарете.
Она присаживается рядом, оставив свои туфли там же, где они и лежали. Я ощущаю ласковый аромат её духов.
– Да. Я играю на фортепиано. Ты что, подкатываешь ко мне?
– Нет. У тебя просто красивые пальцы. – Ани разглядывает свои пальцы, словно первый раз их видит. С интересом и толикой жадности. Её взгляд заметно мрачнеет, при этом отдавая жаром погребённой страсти. А после она говорит, полушёпотом «Играю с детства. Обожаю играть. Это словно отправляет меня в иной, потусторонний мир, лишённый всего этого прозаичного дерьма», она бьёт ладонью по стойке, «извини за выражение конечно».
– Всё нормально. – Я делаю глоток из своего стакана. – Ты меня заинтриговала.
– Чем же это? Тем, что пальцы красивые?
– Нет. Мне просто не ясно, почему имея такую страсть к этому делу, когда мы с тобой об этом заговорили, ты стала… печальнее?
