Февраль фатальный фейерверком фыркнул,
По-детски подметя позёмкою посёлки,
Смолу сосны, сны, сонные светёлки,
Спел соло снегом съёжившимся, сгинул…
Весна впорхнула, веселясь влюблённо:
Токует тетерев, трясутся трясогузки,
Сияет солнце светом светлоусым,
Поёт песняк пластинкой патефонной…
Лягнуло лето лавою Липа́ри,
Жара жалейкой жидко жалобно жаргонит,
Весёлый ветерок ваяет, воет,
Природа подгорела, подустала…
Льёт ливень ледяной, лаская лица,
Опять октябрь окно открыл, отбросив осень,
Краснеет клёна кисть, колдует космос…
Стучится снова снег… Слеза сочится…
«Все семь смертных грехов
довольно ничтожны,
однако, как минимум без трёх из них – праздности похоти и тщеславия, была бы невозможна поэзия»
Владимир Набоков.
Похожа семёрка хвостов на петлю,
И наглые рожи, и кровь с языка,
Я их отгоняю, им в морды плюю,
Но крысы ползут, как солдат на врага,
Прижавшись к паркету, слюной дорожа,
Целуют портрет мой, а в раме – Душа.
Им хочется клацнуть зубами портрет,
Но знают: «Напрасно…», души в раме нет:
Одна оболочка. Душа – в темноте ль?
В любови порочной! В бокалах вина!
В тщеславии сочном!.. Беззвучная трель
Пичуги восточной… И чья в том вина?
1. Γαστριμαργία (чревоугодие)
Мёд ли, икра чёрная,
Всё смешалось с чётными
Числами, нечётными,
В ночь новорождёнными
Мыслями точёными
В чрево заключёнными:
«Нужно положить на зуб,
Чёрный хлеб и колбасу,
Путассу, азу, кинзу,
Что б унять в желудке зуд.
Я, иначе, не усну,
Будет пьянка или блуд!»
2. Πορνεία (прелюбодеяние)
Глазки-незабудочки маются, смущаются,
Только в ротик водочки, ждите продолжения,
Я ж не деревянный конь, сразу соглашаюсь я,
Сочинить комедию Лёшки-положения.
Разгулялись барышни: коньячок, шампанское,
Скинули юбёнки враз, и пошло веселие…
Но крысиный серый глаз хитро на шалав каскад
Зрит, гад, на комедию лёжки-положения.
Девки в сундук полезли,
Рубль достали, извольте,
Он один – бесполезен,
Он один – рыбке зонтик.
Серым хвостом скользнула,
Мелочь, в тумане блёклом,
В сердце моём проснулась
Жадность, с крысиной мордой.
Как же, копил, гопсечил,
Дамы желают грошей,
За сексуальный вечер
И за свою хорошесть.
Вихрем взлетел с дивана
Двинул по харям снизу,
Нет, конечно, не дамам,
Серым усатым крысам.
Алчность притихла сразу,
Девки от крыс – в сторонку…
Так закончился праздник
Тела, души, водчонки.
Утром вылез из постели,
Словно бомж обгаженный,
Будто я судьбой расстрелян
Иль на кол посаженный:
Всё болит, во рту опилки,
Колокольный звон в ушах,
И на дне пустой бутылки
Втихаря скулит душа.
Только сердце неспокойно:
Ноет, мается в груди:
«Мне хотя б одеколона,
Что б с ума бы не сойти!
Как же всем живётся сладко:
И соседям и друзьям,
Коньяки пьют, шоколадки
В рот кидают по утрам,
Днём – работа, ближе к ночи
Собираются семьёй
Фильм посмотрят, пострекочут
Про сюжет, и на покой.
Как же людям повезло,
Что б их всех разорвало!!!»
Что б их всех разорвало!
Боже!
Пот на лбу и потекло
С рожи.
Будто майский шустрый шмель
В теле:
Глазки в пол, в окно, в постель,
В телек.
Разорвать друзей, врагов
Сирых,
Я готов за семь глотков
Спирта…
Но хихикают, блажат
Крысы,
От бессовестных тирад,
Мыслей.
Ядом с губ ползёт слюна,
Пеной,
Потравил всего меня
Гнев мой,
Но сдаваться не привык
С грустью,
И запел во мне мужик
Русский.
1.
Ой, вы годы, мои годы,
Солнце ясное,
Девки водят хороводы
Не напрасно ведь.
2.
Я – красив, умён, воспитан,
Солнце ясное,
И в веселье ненасытен
Безобразном я.
3.
Эстетично всё, пригоже,
Солнце ясное,
Боже, очень я хороший,
Распрекрасный я.
4.
Но запала в сердце смута,
Солнце ясное,
Может, я по жизни мутный:
Раз сам за себя.
5.
Ноет сердце отчего-то,
Солнце ясное,
Водят девки хороводы,
Ясно, на смех ведь.
Взгляд прикоснулся к раме портретной,
Утихомирились чванство и алчность:
Я не художник и не поэт я,
Что мне хорошего в жизни осталось?
Тихо встречать ту, которая в белом,
Сладко шепнёт, что оттикало время?
Будто в театре спектакль посмотрел я —
Славные люди томятся на сцене —
Занавес дёрнулся. Кончилось время.
Райские птицы с плеча, к своей цели
За облака, за мечтой отлетели.
Вышел в фойе, где портреты актёров,
Скрипнула рама струной контрабаса,
Глянул на раму, а в ней крысья морда,
– Автопортрет, – прошептал кто-то сразу,
Это не кто-то, а рот мой, сознанье
Раздухарились и взбунтовались…
То не пижонство и не зазнайство,
Просто сказали, чего ждать осталось.
Это – не исповедь, не расчленение
Храма моей души —
Красками исподволь, для изучения,
Мысль пытаюсь вложить.
Красок семь так же, как смертных грехов, в одной
Связке небесной все:
Кисти, целуя, оранжевый, синий тон
Белый рождают цвет,
Морда крысиная или длина хвоста
Чёрный родят пейзаж.
В небе ль поёт, иль стонет на дне холста
Жизни нашей душа.
Тихо плачет город от дождей осенних.
Я уже не молод, но судьбой обласкан,
Сидя у окошка, я гляжу на север,
И мурлычет кошка: «Всё, что было – сказки!
Всё, что будет – сон лишь, может и не в руку,
Видишь, но не слышишь кто в снегу, как нерпа,
Кто подарит мячик, кто печаль и скуку
В угол, молча, спрячет и забьёт фанеркой».
