Я долго сопротивлялась попыткам некоторых своих друзей и приятелей соблазнить меня на написание мемуаров. Мне всегда казалось, что в моей житейской биографии не было и нет ничего примечательного и занимательного. Так что никакой особой необходимости в том, чтобы предаваться воспоминаниям, я не находила.
Но судьба распорядилась по-своему…
В моей автобиографической повести совсем нет никакого сочинительства. И не потому, что сочинительство – это плохо, а скорее потому, что у меня нет вообще никакого сочинительского таланта, как и писательского, вообще. А главное, по моему убеждению, то, что сочинённая книга всегда заведомо слабее, чем та, что написана о пережитом и выстраданном самой, о прочувствованном, как говорится, на собственной шкуре. Скажу сразу: всё, о чем я пишу в этой повести, – это правда. Это то, свидетелем чего я была сама, это то, что происходило у меня на глазах, или я слышала от близких мне людей. Правда, по мне, всегда полезна и ценна, всегда спасительнее, если даже она не всегда привлекательна и не всем может понравиться. Слава богу, в наше время эту правду можно говорить прямо и открыто: вроде бы нет уже прежних запретов, ограничений на собственные мысли и высказывания. И ещё важный момент. В ходе изыскательской работы над различными документами в личных и государственных архивах и фондах, связанной со спецификой моей трудовой деятельности, во мне выработалось доверие к факту, к достоверности и подлинности, укрепилась требовательность к правдивости и доказательности излагаемого материала, что стало важнейшим принципом в работе над моей повестью.
И в заключение хотелось сказать, что, погружаясь в воспоминания, я каждый раз удивлялась тому, как живо и свежо всплывают они в памяти, во всех подробностях, мелочах и деталях, в ярких красках, звуках и образах. Так, как если бы всё это пронеслось перед глазами совсем недавно, неделю или месяц назад. А ведь мне, автору, разменявшему девятый десяток, бравшемуся за освещение событий «давно минувших дней», особенно рассчитывать на ясную и чёткую память не приходится. Но видимо правы умудренные жизненным опытом люди, когда проницательно замечают, что «дорогу осилит идущий»…
«В России надо жить долго, тогда до всего доживёшь», – заметил Корней Чуковский по поводу присуждения ему к восьмидесятилетию Ленинской премии. По мне, человеку вообще нужно жить долго, чтобы успеть сделать многое. Вот мне лично понадобилось разменять девятый десяток, чтобы вспомнить, наконец, о прошлом и взяться за перо. Все дело в том, что в последние годы мне все чаще напоминали о себе и не давали покоя два холщовых мешка, наскоро собранные в дорогу вместе с другими вещами и увезённые с собой на новое место жительства в те самые «лихие девяностые», когда в стране происходило настоящее переселение народов.
Распад Советского Союза стал величайшей катастрофой и потрясением для миллионов граждан страны. Сотням тысяч людей в бывших союзных республиках пришлось в одночасье подниматься с мест постоянного проживания и искать нового пристанища. Слава Богу, это не было насильственным выселением, жестоким и бесчеловечным, с применением всевозможных репрессивных мер, которым в ранние советские годы время от времени подвергались многие национальные меньшинства. Хотя, в страшное лихолетье девяностых случалось всякое… Переезды с насиженных мест теперь назывались «вынужденным переселением» – так окрестил народ эту страшную людскую трагедию. В нашей стране всегда очень быстро находили четкое и выразительное название всем этим политическим, социальным и прочим потрясениям и передрягам.
А между тем, это «невинное», на первый взгляд, «вынужденное переселение» нередко сопровождалось разрушением людских жизней и судеб, несло с собой много горя и страданий. Нам оставалось благодарить за то, что наш отъезд, несмотря на все беды, которые сопровождают обычно переселение всей семьи, не был столь трагичен, так как мы уезжали не в неопределенном направлении и не «в места столь отдалённые», как это имело место в прошлом страны. Уезжали мы в Москву, в город, с которым и у меня, и у супруга была связана бо́льшая часть сознательной жизни и трудовой биографии. Хотя о нашем желании – уезжать или не уезжать из города Тбилиси, где мы родились и выросли, и где прошла большая часть нашей, в общем-то, счастливой жизни, – нас никто не спрашивал.
Итак, наскоро собираясь в дорогу (в Москву вылетали последние самолеты), как бывает при таких обстоятельствах, в багаж укладывалось всё самое необходимое. О большой библиотеке и личном архиве, накопившемся за годы моей работы в Центре дружбы народов АН Грузии, и речи не шло. Но бросать на произвол судьбы вещи, которые находились в этих холщовых мешках, мне показалось в тот момент не только кощунством, но и отказом от элементарного человеческого долга и морали. Ну, во-первых, там, в этих мешках, были собраны документы, фотографии и разные другие материалы, сохранившие хоть какую-то память о прошлом нашей семьи, о жизни наших предков, их родословной в исторически обозримом отрезке времени. Значительную часть архива составляет документальный материал, содержащий сведения о моей почти двадцатилетней трудовой и творческой биографии, связанной с темой дружбы народов в СССР, повествующий о моих упорных попытках вписаться и поучаствовать в общественно-культурной жизни тогда ещё многонациональной Грузии, не будучи представителем коренного населения республики.
