Читать онлайн полностью бесплатно Елена Первушина - Мосты Петербурга. В прошлом, настоящем и будущем

Серия «Всё о Санкт-Петербурге» выпускается с 2003 года

Автор идеи Дмитрий Шипетин

Руководитель проекта Эдуард Сироткин

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

© Первушина Е.В., 2021

© «Центрполиграф», 2021

Наверно всем петербуржцам, и не только им одним, с детства знакомы строки, которыми начитается «Медный всадник» – самая петербургская поэма Пушкина. В них царь-демиург силой своей мысли создает город из небытия, из темной болотной воды и бледных лучей низкого северного солнца. Вы помните эти строки?

Метафора «Петербург – окно в Европу» также знакома нам с детских лет, она кажется совершенно естественной, и легко вообразить себе, что она возникла в голове царя-основателя. Однако это не так.

Заглянув в авторские примечания к поэме, мы обнаружим, что выражение «окно в Европу» принадлежит вовсе не Петру и не кому-то из его биографов, составлявших пространные списки его высказываний по самым разным поводам, а… итальянцу Франческо Альгаротти, эксперту по живописи и другим произведениям искусства, служившему небезызвестному королю Пруссии Фридриху Великому. Альгаротти побывал в Петербурге в 1732 г., то есть уже после смерти Петра, а позже издал книгу на французском языке «Письма о России», в которой были и те самые слова: «Pctersbourg est la fenetre par laquelle la Russie regarde en Europe», что в переводе: «Петербург – это окно, через которое Россия смотрит в Европу», на которые и ссылается Пушкин.

Конечно, сразу же в глаза бросается важное различие. У Альгаротти Россия только пассивно смотрит на Европу и даже непонятно – с любопытством или страхом, с надеждой или равнодушно. У Пушкина Петр – активное действующее лицо, он творит историю, его речь изобилует глаголами: «в Европу прорубить окно, ногою твердой стать при море». Совсем не случайно в другом его стихотворении есть такие строки, посвященные Петру I и также наполненные энергией:

Образ, который создает Пушкин, – не плакатный и не «конфетный». Его Петр может быть жестоким, но поэт верит в справедливость царя:

Князь Яков Федорович Долгорукий – один из сподвижников Петра, прославившийся своей честностью и склонностью к нелицеприятным суждениям. Он действительно не пал жертвой царского гнева, хотя не раз противоречил царю, умер в почете и уважении. И в своих «Стансах» А.С. Пушкин таким образом напоминал Николаю I, что милосердие – одна из добродетелей монарха и самодержца.

Разумеется, не А.С. Пушкин придумал такой образ Петра I. Именно таким, неутомимо деятельным, энергичным, твердо знающим, чего он хочет, изображали Петра его современники и первые биографы. Например, «царев токарь» Андрей Нартов, автор одной книги «Достопамятные повествования и речи Петра Великого», приводит такую историю, раскрывающую характер его героя: «По дошедшим слухам к государю, что чужестранцы почитают его немилосердным, говорил его величество следующую речь, достойную блюсти в вечной памяти: „Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Богу известны сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я от подданных и сколько блага желаю отечеству. Невежество, коварство, упрямство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии-то суть тираны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по необходимости. Пускай злец клевещет, но совесть моя чиста. Бог судия мой! Неправое разглагольствие в свете аки вихрь преходный“. Читающий сие приметить может, с какою порывистою обнаженностью и соболезнованием говорил о себе сей великий государь. Имевшим счастие быть близ лица монарха сего известна великая душа его, человеколюбие и милосердие. Много было ему домашних горестей и досад, на гнев преклоняющих, и хотя в первом жару был вспыльчив, однако скороотходчив и непамятозлобен. Ах, если б знали многие то, что известно нам, дивились бы снисхождению его. Все судят только по наружности. Если бы когда-нибудь случилось философу разбирать архиву тайных дел его, вострепетал бы от ужаса, что соделывалось против сего монарха».

У Петра были все основания опасаться московского боярства: еще в раннем детстве он и его мать едва пережили стрелецкий бунт, который поставил во главе страны его старшую сводную сестру Софью. Некоторые из историков считают, что переезд столицы из Москвы в Петербург – это не только движение к морю, движение в Европу и движение в будущее – это еще и… побег. Петр бежал от бояр-заговорщиков, избегая новых покушений на свою жизнь.