Предоставим вступительное слово пионерам блошиных рынков – французам. Заведем беседу о социальном статусе шифоньеров, несострадательной позиции монарха Луи-Филиппа I и национальной особенности французов. Прошвырнемся по старой Европе и поговорим о московском Арбате в немецком Тиргартене, о цыганах в английском Портобелло и совместной русско-австрийской кампании с исчезновением реки и моста (почти в духе Копперфильда). Упомянем об особых предпочтениях киношников, выясним, как День королевы может обернуться Днем короля, и, наконец, пересечем океан, чтобы узнать о местных забавах коммерчески подкованных американцев. Под занавес прелюдии всуе вспомним вшивые базары пушкинских времен и зададимся праведным вопросом, почему блошиные развалы в России до сих пор не включены в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Дать четкое определение настоящего блошиного рынка чрезвычайно сложно. Рынок вообще – непременная составляющая русской действительности. И не только русской. Это понятие так же космополитично, как религия, нефть и американская валюта.
Когда и где появился первый базар – неизвестно. Не исключено, что древнейшие рынки – с криками замасленных торгашей, с бесконечно инфернальными толчеями – возникли именно на Востоке, потому что сложно представить себе другое место, которое бы подходило больше, где так же ощущался лихорадочный пульс жизни, как тот, что слагает повседневно общественный организм восточного базара.
Первый в мире блошиный рынок родился в окрестностях Парижа. Официальная история гласит, что случилось это в 1841 году благодаря старьевщикам (которые оказались «повинными» в происхождении, по крайней мере, двух неологизмов). Дело в том, что старьевщик, или тряпичник, по-французски chiffoniers, по прошествии ста с лишним лет подарил советской мебельной промышленности название «шифоньер», дословно – «шкаф для тряпок». Еще не совсем старые люди помнят трехстворчатого полированного здоровяка, за левой дверцей – полочки, за центральной и правой – просторное гардеробное отделение со штангой.
Но несмотря на шум вокруг своих персон, chiffoniers имели невысокий социальный статус во французском обществе и, хотя в табели о рангах стояли выше мусорщиков, занимались по сути тем же.
Перед закрытием ресторанов, лавок и доходных домов Парижа хозяева выносили мусор из заведений, и старьевщики начинали свои поиски, чтобы на рассвете ценные находки перекочевали на прилавки рынков для бедняков. Такие несанкционированные базары сильно портили задуманный еще Наполеоном архитектурный облик обновленной французской столицы. Подчас они возникали стихийно прямо на центральных бульварах города. Правивший в те годы монарх Луи-Филипп I не стал долго ломать голову над решением проблемы и приказал просто выкинуть весь торговый сброд за городские стены.
Так у северной крепости Порт де Клиньянкур возник рынок, впоследствии прозванный блошиным. Название, как это водится, появилось из разговорного обихода. На Клиньянкуре торговали старой, заношенной одеждой, кишащей клопами и блохами. Теперь этот термин, по-французски marche aux puces, присутствует во всех европейских языках. Он благополучно добрался до наших дней вместе с рынком Клиньянкур, который до сих пор живет и процветает. Сегодня это Marche-aux-Puces de Saint-Ouen – один из самых известных и крупных брокантов Франции.
Знаменитые броканты[1] в предместье Парижа – места паломничества людей со всех концов света. Сант-Уан узурпировал территорию целого квартала, консолидировав под своим началом целый блошиный кластер из семи специализированных рынков. Так, начиная с 1925 года объединение независимых антикваров арендует у муниципалитета землю – так был заложен первый камень рынка Бирон. Сегодня он насчитывает более двухсот стационарных павильонов. Рынок Малин специализируется на винтажных нарядах, но не только. Здесь можно обзавестись стоковыми моделями из прошлогодних коллекций известных бутиков и прифрантиться всего за сорок – восемьдесят евро. Рынки Поль Верт и Вернезон торгуют поломанной техникой, электрофурнитурой, инструментом и прочим откровенно бесполезным, но очаровательным хламом. Иногда среди километров старинных чепуховин и пустячков, вроде целлулоидного пупса, стоптанной танкетки или браслета от часов, можно отковырнуть работающие экземпляры: пишущий «Ремингтон», уже заправленный лентой и бумагой (для полного комплекта не хватает только графомана), или старушку «Зингер» на чугунной станине.
В художественной ленте Вуди Аллена «Полночь в Париже» есть великолепные этюды квартала Пюс. Именно сюда режиссер направил своих героев в поисках спрятанных сокровищ по бросовым ценам. Хотя французы и славятся своей любезностью (по крайней мере, так говорят), посещать парижские броканты лучше до восхода солнца, вооружившись фонарем. Большинство парижских блошиных рынков работают по пятницам, субботам и воскресеньям с семи утра до семи вечера. Еще до наплыва праздношатающихся туристов любезные аборигены деликатно снимут «сливки», выставив на обозрение все эти «вкусности» тут же по соседству в дорогих салонах.
