День начинался – лучше не бывает.
Проснулся я отлично выспавшимся в самый разгар утра, когда часы на соседней башне отстучали десять раз. К тому же проснулся не один, а в обнимку с молоденькой девицей – и не абы какой грымзой, показавшейся раскрасавицей исключительно с пьяных глаз, но действительно симпатичной служаночкой. Да еще и выставленное вчера хозяином вино оказалось отменного качества, и в голове было ясно-ясно. Словно и не пил до полуночи.
И это обстоятельство радовало неимоверно: через час идти на встречу, и если свежий запах перегара будет там более чем уместен, то похмельная маета лишь доставит кучу неудобств.
Решив прекращать уже отлеживать бока, я высвободил руку, разбуженная неловким движением служанка заворочалась и открыла глаза.
– Доброе утро, – прижалась ко мне девушка. – Как спалось?
– Просто замечательно, – улыбнулся я и спросил: – Хозяин не потеряет?
– Нет, все в порядке. А вы уже встаете?
– Дела.
– Жаль…
– Вечером.
Я откинул одеяло и невольно поежился: из-за оставленного открытым на ночь окна в комнате оказалось довольно прохладно. Мурашки по коже так и побежали. Осень, ничего не попишешь.
– Вы интересный. – Девушка провела кончиками пальцев по моему предплечью и соскользнула с кровати. – Первый раз у купца татуировку вижу.
– Ошибка молодости, – не моргнув глазом, солгал я. – Когда с отцом на корабле ходил, матросы с панталыку сбили. Набрехали, будто иначе портовые девки любить не будут.
– Это какая-то молитва? – через голову надевая сброшенное вчера на пол платье, поинтересовалась служанка.
– Из откровений Мартина Мореплавателя, – вновь пришлось мне прибегнуть ко лжи. – Молитва об удаче для путешествующих морем.
Быть пойманным на вранье я нисколько не опасался. Предплечье расчертили староцерковные письмена, и отличить одну цитату из Святого Писания от двух других было не под силу и куда более образованному соглядатаю.
Я и сам, хоть прочел немало книг из закрытых монастырских архивов, не в полной мере мог разобрать черневшие на коже мудреные закорючки. Но одно знал совершенно точно – изречения Николаса Слепца и Августины Травницы никакого отношения к морской удаче не имели.
Погибель бесам и исцеление тела, вот какой смысл – и не только смысл! – несли эти не слишком ровно наколотые слепым мастером слова. И лично для меня это было куда важнее попутного ветра и семи локтей под килем. «Нательные знаки как защита от скверны».
– Так вы, мастер Маагларь, из моряков? Тогда понятно, откуда такая прыть! – рассмеялась служанка и, выпростав из ворота русую косу, повернулась ко мне спиной. – Затяните.
Я помог ей справиться с платьем и, не отказав себе в удовольствии облапить ладную фигурку, легким шлепком чуть пониже спины подтолкнул девицу на выход:
– До вечера, красавица.
– Уж будьте уверены, мастер…
– Серж, просто Серж.
– Вы очень добры…
Лукаво подмигнув на прощанье, служанка выскользнула за дверь; я задвинул засов, поежился и поспешил натянуть ночную рубашку. И только потом отдернул плотную штору, открыв комнату солнечному свету и свежему воздуху, а заодно уличному гомону вкупе с целым букетом не самых приятных запахов.
Ну да это Лем, что с него взять! Даже в ранге столицы Протектората он всегда оставался жуткой дырой, а после грядущего раздела спорной провинции и официально станет самым обычным заштатным городишком, одним из многих в Стильге. К тому же еще и пограничным.
Впрочем, сейчас Лем мало походил на забытое всеми Святыми захолустье – прибытие высоких гостей хоть на несколько дней, но вдохнуло в него новую жизнь. Да иначе и быть не могло: кроме судьбы служившей яблоком раздора провинции на повестке дня стоял вопрос о разделе Тироша, и, помимо делегаций Стильга и Драгарна, городок своим присутствием почтили доверенные лица властителей всех сопредельных государств. А вместе с ними – толпы охранников, шпики, торговцы и просто жуликоватые любители половить рыбку в мутной воде.
На моих глазах катившие телегу тяжеловозы едва не стоптали зазевавшегося прохожего, и шествовавший за возом стражник немедленно воспылал желанием наподдать раззяве древком тяжеленной алебарды. Но резкий порыв ветра крайне своевременно для ротозея откинул край дерюги, и позабывший обо всем на свете служивый кинулся укрывать трясшиеся в телеге мертвые тела.
Я успел заметить самое меньшее две пары босых пяток и усмехнулся: опять, видно, поножовщина в самый неподходящий момент приключилась, вот местные шишки и приказали разобраться с этим делом по-тихому, ни в коем разе не беспокоя съехавшуюся в город почтенную публику.
Ну да и Святые с ними! Я отошел от окна к висевшему на стене зеркалу, привычно провел пальцами по задней стороне, выискивая печать-благословение ордена Изгоняющих, и только после этого сдернул закрывавшее стекло полотенце. Придирчиво оглядел растрепавшуюся после бурной ночи черную шевелюру, нездоровую кожу лица, набухшие мешки под глазами и припухший нос, задумчиво потер слишком уж светлую щетину на подбородке и полез в несессер за помазком и бритвой.
Прошу любить и жаловать – мастер Серж Маагларь, собственной персоной.
