Я всю жизнь живу в этом Городе и знаю его очень хорошо.
Я знаю, что Яков Брюс до сих пор кормит своих грифонов в самом сердце Города. Я знаю, что неугомонный Павел по ночам одиноко марширует по внутреннему дворику Михайловского замка.
Я знаю, что если прислушаться, то можно услышать гул печей крематориев в Парке Победы или шорох тысяч крысиных лап по Московскому проспекту.
Я знаю, что Сфинксы стерегут невские волны, отпугивая всякую нечисть, которая пытается выбраться на набережную с Благовещенского моста.
Я знаю, что парадные фасады центральных улиц нашего Города не дают разглядеть тьму, которая прячется в узких арках и проходных дворах-колодцах.
как юристы изгоняли привидение из зала суда
Пролог
Поверьте мне на слово: если вам придет в голову погулять в лабиринтах дворов Центрального района, то будьте готовы к тому, что время и пространство могут локально свернуться и привести вас из двора-колодца на Садовой в среду лета 2023 года в пятницу 1965 на Лиговке или в воскресенье 1949 на Шпалерной.
Такое случается и в более спокойных местах, а уж в Городе, который почти потерял своих жителей, три раза менял название, пережил мятежи, революции, войны, был изуродован изуверскими бомбежками и еще больше бездумной реставрацией, может случиться и не такое. Изворотливая нечисть пролезает между лап Сфинксов и шныряет по Городу, ища, чем поживиться.
Днем Город бесстрастно взирает на жителей и гостей, вечером ‒ расслабленно раскидывает свои руки по спинам скамеек в парках или по столикам ресторанчиков. Перед сном он подбирается, отряхивается и выходит на прогулку. Днем может быть сонным, тревожным, крикливым, пафосным и даже несносным, а по ночам Город прекрасен. Пустынные улицы, на которых гулко отдаются шаги прохожих, шорох шин редких автомобилей. На грани видимости мелькают серые тени петербургских призраков.
Я люблю гулять по Городу по ночам. Бывает, просто так выбираюсь вечером на Васильевский остров и начинаю бесцельно фланировать от Горного института к Стрелке. Улицы пустеют, а я иду по набережной, пересекаю линии Острова в положенных и неположенных местах, любуюсь мощью ледокола Красина, белоснежными лайнерами, пришвартовавшимися на Английской набережной. Обязательно остановлюсь у подводной лодки С-189.
Дойдя до Сфинксов, я сажусь на гранитные ступени и сочувственно смотрю на правого сфинкса, совершенство которого было нарушено осколком. Время не щадит никого. Рушатся города, рассыпаются государства, материки сдвигаются с места и только Сфинксы стоят недвижимо, молча глядя в Вечность.
Проходит ночь ‒ пора уезжать домой, чтобы утром погрузиться в бесконечную череду дел и делишек, нервотрепку и сутолоку судебных коридоров, напряженную строгость залов судебных заседаний.
Представитель ответчика
Для меня эта история началась, когда я бродил по набережной Волги в городе Рыбинск. Только что закончился судебный процесс, осталось дождаться вечернего поезда, чтобы вернуться домой. Все местные рестораны были проверены на предмет пищи и выпивки, краеведческий музей, который порадовал славной историей города, посещен, а свидание с Рыбинском все никак не заканчивалось. Я болтался по городку, как бумажный кораблик в весеннее половодье.
Когда мысль о том, что этот день никогда не кончится, была мною принята, позвонила помощница: «Дмитрий Андреевич», ‒ пропищала она в трубку, ‒ «снимите меня с этого дела: он какой-то странный!» Зарина ходила в арбитраж по простенькому делу. Все документы были подписаны, акт выполненных работ передан заказчику, подписи на нем не было, но и возражений тоже, так что сложностей это дело не должно было вызывать, и я рассчитывал, что мы разберемся с ним за одно заседание. «Кто, что?», ‒ не понял я. «Да представитель у ответчиков. Он какой-то ну очень странный! Да и судья как каменная. Можно я этим делом больше не буду заниматься?». «Можно, ‒ вздохнул я. ‒ Когда следующее заседание?»
Мы встретились с представителем ответчика через неделю ‒ сразу стало понятно, что так удивило Зарину. Молодой человек был экстравагантен: одетый в клетчатую тройку с шейным платком, с безупречным пробором и зализанным на бок длинными жидкими волосами, он напоминал породистого английского сеттера. Лицо у него было вытянутое. Глаза серые. Разговаривая, он смотрел чуть поверх головы, от чего его гладковыбритый холеный подбородок приподнимался и лицо приобретало благородные черты. Да, про такие лица говорят – породистые. Молодой человек искренне и артистично изображал из себя дворянина начала 19 века, который неожиданно для самого себя оказался в 21 веке, но не смешался с культурной средой, сохранив стиль и язык своей эпохи.
Разговаривал он соответствующе – слегка в нос, великосветскими интонациями: «Позвольте с вами не согласиться», «Я буду бесконечно признателен, если вы соизволите уделить несколько минут своего драгоценного времени, дабы мы могли приватно обсудить возникшее недоразумение», «Видите, милостивый государь, мое скромное разумение…» и так далее. Вести беседу с человеком, который говорит на языке высшего общества 19 века, крайне утомительное занятие, потому что слишком много усилий тратится на то, чтобы понять, что пытается до тебя донести этот псевдодворянин. В тоже время мне не хотелось демонстрировать, что такая манера вести беседу меня утомляет. Я вспомнил лучшие произведения из школьного курса, адаптировался и через несколько минут поддерживал деловой разговор в великосветском стиле.
