В 1941 г. мы жили на Волге, мне исполнилось шесть лет, и начало войны помню: в этот день моего соседа-друга Славку «поставили на горох» – что-то натворил дома, поставили в угол! – погулять не пришлось…
Уже в мои три года семья переехала в г. Вольск, где у отца была доля в доме, построенном дедом по ул. Советской, от Волги 300 м. Кроме нас в доме жили два брата – Николай (старший, прижимистый купчик) и Василий с семьями. На «квартале» возле училища жил ещё один брат Иван с сестрой Марией, к которым мы с сестрой часто бегали в сад за малиной и розами, да угощались парным молоком – они жили простой крестьянской жизнью. Ивана все жалели, т.к. он остался без руки (оторвало молотилкой в совхозе) и не смог обзавестись семьёй.
До войны в доме жили дружно, братья любили охоту, рыбалку. Я с детства стал разбираться в породах рыб, птиц («ето сазань, ето карась» – по воспоминаниям мамы показывал пальчиком им в глаз). Но однажды случилась беда: комолая корова Николая гуляла по двору и вдруг напала на нас с сестрой (Галина Александровна), прижав лбом к окну нашего жилья – мы страшно перепугались. В то время мы жили вчетвером в полуподвальном помещении, в то время как Николай занимал верхнюю половину дома и вел себя как полноправный хозяин. Вдобавок к этому вскоре и собака Николая укусила Галю за руку и её отправили на уколы. Терпение мамы кончилось… Когда стали разбираться, оказалось, что у Николая на этот дом вообще никаких прав нет, т.к. наследство завещано лишь Василию, Ивану и моему отцу. Мама настояла на суде, по которому Николай был выселен (сразу же купил свой дом), а мы всей семьей переселились в верхнюю половину. После случая с коровой мы с сестрой решили «отомстить»: заманили пшеном петуха Николая под умывальник и закрыли его – потом слушали его истошные вопли, пока его не выпустила Вера (дочь Николая).
Накануне войны нас с сестрой определили в детсад. Это время мне запомнилось зимой и весной. Зима – это ёлка, новогодние праздники, шумное веселье! До сих пор помню новогодние песни: «Ну-ка ёлочка светлей заблести огнями – пригласили мы зверей веселиться с нами!» – дальше перечисляли всех зверей и под куплет «прискакал на праздник к нам длинноухий зайка» – выбегал я в костюме зайчика и прыгал вокруг ёлки. Весну и лето очень ждали, т.к. зимой были сильные морозы (до -40 град), а топили плохо – берегли дрова, т.к. зимой они были «на вес золота», особенно в войну (в классе сидели одетыми и в варежках!). К весне пели «Ах ручей! – чей ты, чей? – Я из снега и лучей, я бегу, я смеюсь, я сейчас с другим сольюсь!». Мы были рады первым солнечным лучам, а узорчатые льдинки вокруг ручья воспринимались как нечто сказочное. Ну, а лето – это маленькая жизнь!
В день войны во дворе дома сошлись все старшие – братья с жёнами, из окна выставили чёрную тарелку репродуктора, слушали выступление В. Молотова. Тётя Соня (жена Василия) громко заплакала, словно чуяла недоброе.. И правда, из четверых братьев он один сгинул в первый год войны, пропав без вести, два были инвалидами (включая моего отца – повредили руку при родах), а Николай получил бронь как ответственный работник тыла. Первый год войны запомнился рытьем окопов (по типу траншей) во дворе. Накануне битвы под Москвой к нам в дом на постой заехала группа бойцов во главе с В. Клочковым – будущим героем-панфиловцем. Оказалось он работал с мамой до войны в селе Синод. Помню, дал мне подержать пистолет – вот было счастье! Подвиг герои-панфиловцы совершили 16.11.1941 г. под Москвой на высоте 251, не пропустив до 50 танков фашистов (18 уничтожили). «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» – эти слова политрука Василия Клочкова и стали девизом битвы под Москвой.
В 1942 г. осенью в небе появились немецкие самолёты-разведчики – долго летали над нашим училищем, выпускавшим младших авиа-специалистов – ШМАС. По дороге в сад (на «квартале») мы часто ходили мимо училища: интересно было смотреть на марширующие с песнями роты: «Белоруссия родная, Украина золотая – наше счастье молодое мы стальными штыками отстоим!» Или ещё: «Стоим на страже всегда-всегда! Но если скажет страна труда, прицелом точным врага в упор, дальневосточная – смелее в бой!» Один самолёт нарисовал в небе нечто похожее на свастику. Нас не бомбили, но когда бомбили крекинг-завод в Саратове – зарево было в полнеба… После Сталинграда к нам в город пришло два санитарных эшелона – один с нашими ранеными бойцами, второй – с полу-замёрзшими немцами. Первых разместили в школе №2, вторых – в шк. №1. К нашим нас водили «на свидание» – пели им песни, рассказывали стихи. Нам, детям, трудно было видеть слёзы на их глазах – уходили от них с тяжёлым сердцем… На немцев было страшно смотреть, особенно сразу после Сталинградской битвы: все измождены, лица почернели. Летом их водили по нашей улице на переправу за Волгу на работы. Иногда некоторым удавалось заскочить к нам во двор просить милостыню: «Матка! – хлеба, картопли!» Но какого хлеба?! – сами ходили голодными. Скажу честно – мне их было жалко. Но ребята, у кого отцы были на фронте, свои эмоции не скрывали, бросали в них камни.
