Пролог
– Лида, слушай, что-то я как-то опять резко передумала. Давай-ка ты это… разворачивайся!
– Опять?
– Да, – закивала я отчаянно.
– Да сколько ж можно-то, Алёнка? – почти взорвалась праведным гневом моя лучшая подруга, а я с отчаянием на нее посмотрела.
– Ну чего я там делать буду, а? Куча пьяных дегенератов во главе с Ним. И я. Это вообще не монтируется, Лид!
– Все, заглохни, Княжина. Надоело. Мы почти приехали, и у тебя нет выбора. Только остаться, – прищурилась подруга и лихо зарулила на показавшийся между елей съезд.
Черт!
– Лид, – протянула я.
– Не-не, отвяжись! Мы едем веселиться. Веселиться – ты знаешь значение этого слова, подруга?
– Он все обосрет, вот увидишь! У Соболевского к этому талант. Нет, не так – талантище! – И где-то за ребрами у меня заныло и потянуло. От страха и нежелания терпеть корявые выгибоны моего заклятого врага.
– А ты в который раз сделаешь морду кирпичом и выведешь его из себя своим пуленепробиваемым равнодушием, – хохотнула Лида и покачала головой.
– Чего смешного? – с отчаянием уставилась я на нее исподлобья.
– Да то, Аленка! Девчачья половина универа обожает Никиту Соболевского, за право быть его девушкой выстроится очередь как в Мавзолей. И только у тебя одной с этим парнем настолько глобальные проблемы, что хочется вас обнять и плакать.
– Потому что я единственная, кто знает его гнилую суть! – потрясла я кулаками в воздухе.
– Ну я-то тебе верю, Алёнка, можешь не рефлексировать, – пожала подруга плечами.
– Вот! Раз веришь, тогда давай-ка разворачивайся побыстрее и погнали обратно в город.
Смешок, и машина вдруг заглохла, а я затравленно оглянулась.
– Все, Княжина, приехали! Назад дороги нет.
Ох, знала бы я тогда, как катастрофически она права…
– Алёна, ну вот ты открой козырек, – и я тут же сделала так, как она меня попросила, – а теперь зеркало смахни. – И я снова послушалась. – А теперь посмотри внимательно. Что ты видишь?
– Себя, – недоуменно уставилась я в свое отражение.
– Ты красотка, Княжина. Красотка! Я сама тебе бы завидовала, если бы не любила как сестру. Волосы – отпад. Глазищи в половину лица. Ресницы – мечта любой девчонки. И губы такие, что Анджелина Джоли молча курит в сторонке. Про твою фигуру я вообще молчу. Ведьма!
– И к чему эти дифирамбы? – насупилась я, не понимая, где она увидела тут красоту писаную.
– К тому, что давно пора от Соболевского не бегать, а охмурить его.
– Охмурить?
– Ну да, – кивнула Лида.
– Господи, боже ты мой, зачем?
– Что значит зачем, Княжина? Чтобы он влюбился в тебя без памяти и перестал уже издеваться над тобой. – И Лида мстительно прищурила карие глаза.
– Чур меня, чур, – перекрестилась я, – пусть лучше ненавидит, чем любит. Ой, какую гадость ты сморозила, подруга. Ой, ужас. Дикий кошмар! – И отряхнулась, будто бы по мне ползали толстые, упитанные тараканы.
Но от моих слов Лида почему-то заливисто рассмеялась, а потом открыла дверь, впуская в салон прогретый июньский воздух.
– Пошли, Княжина! – все еще хихикала подруга.
– Пошли, Нечаева, – смиренно кивнула я девушке и вышла из авто.
И тут же попала в плен Его глаз.
Он смотрел чуть насмешливо, как обычно смотрят на глупую муху, что пытается влететь в окно через москитную сетку. Долго забавляться не стал и почти сразу же отвел взгляд, продолжая, по всей видимости, до боли интересный разговор со своими прихвостнями. Я же, в свою очередь, окинула его равнодушно и тоже отвернулась, чтобы достать вещи из багажника, отмечая тем не менее, что Соболевский, как обычно, выглядит на все сто.
Мажор хренов.
Прическа – волосок к волоску, трехдневная темная щетина на щеках, неправдоподобные черные глаза и прикид такой, будто он не на природу собирался, а на подиум – демонстрировать новую коллекцию весна-лето.
Многие считали его красивым. Но только не я. Я реально ненавидела этого гада, буквально на дух его не переносила, но судьба год за годом сводила нас вместе, будто насмехаясь надо мной и моей антипатией к этому парню.
Парню? Простите, оговорилась.
Это чудовище!
– О, Нечаева, ты притащила с собой свою карманную зверушку? – насмешливо спросил Соболевский, когда мы с Лидой начали подниматься по ступенькам.
– У тебя галюники, Никитка, тут никаких животных нет, – осклабилась моя подруга, решительно принимая боевую стойку.
– Лид, остынь. Соболевский сам как сплошной галюник, – устало буркнула я, – не трать свое время и силы на это недоразумение.
Компания парней в ответ на мои слова только переглянулась между собой, а потом любезно пригласила Нечаеву пройти внутрь базы отдыха, чем девушка тут же воспользовалась. А дальше вслед за ней крыльцо покинули и двое друзей Соболевского, оставляя нас одних.
– Х-м-м, смышленая, – протянул мой враг, – зверушка. Команды выполняешь?
Глаза в глаза, и улыбка, полная предвкушения, растянула его идеальные губы. И вновь я на тропе войны, и только одно оружие ударит точно в цель – равнодушие.
– Как ужасно здесь пахнет. По всей видимости, что-то стухло.
И только я хотела последовать внутрь помещения за остальными ребятами, как черноглазое чудовище перегородило мне дорогу и закрыло дверь, наклоняясь к моему лицу, и его слова полились зловещим шёпотом. А я вся замерла как истукан, пораженная его неожиданной близостью и знакомым ненавистным запахом хвои, дуба, бергамота и пряных яблок.
