Событие, которое стало известно как «Импульс», произошло первого октября в три часа три минуты пополудни, если брать восточное поясное время[6]. Термин, разумеется, неправильный, но через десять часов после события большинство ученых, которые могли бы на это указать, или погибли, или сошли с ума. В любом случае название едва ли имело хоть какое-то значение. В отличие от последствий.
В три часа того же дня в Бостоне, на восток по Бойлстон-стрит, шагал почти вприпрыжку молодой человек, еще не оставивший заметного следа в истории человечества. Звали его Клайтон Ридделл. Чувство глубокой удовлетворенности, которое читалось на его лице, в полной мере гармонировало с пружинистостью походки. В левой руке он держал ручки плоского портфеля с защелками, как у саквояжа, в каких художники носят свои рисунки. Пальцы правой обматывала тесемка, стягивающая горловину коричневого пластикового пакета для покупок с рекламным текстом «маленькие сокровища», который мог прочитать любой, у кого возникало такое желание.
В пакете, который болтался взад-вперед, находился маленький круглый предмет. Подарок, подумали бы вы и не ошиблись. Вы могли бы также предположить, что этот Клайтон Ридделл – молодой человек, который с помощью «маленького сокровища» намерен одержать маленькую (может, даже совсем и не маленькую) победу, и вновь попали бы в десятку. В пакете лежало довольно-таки дорогое стеклянное пресс-папье с белым пушистым одуванчиком по центру. Клайтон купил эту вещицу по пути из дорогого отеля «Копли-сквер» в более скромный «Атлантик-авеню инн», где остановился. Его напугала цена, девяносто долларов, указанная на ярлычке, приклеенном к основанию пресс-папье, а еще больше осознание, что он может позволить себе такую покупку.
Ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы протянуть продавщице кредитную карточку. Он сомневался, что решился бы на такое, если бы покупал пресс-папье себе; пробормотал бы что-нибудь насчет того, что передумал, и выскочил бы из магазина. Но пресс-папье предназначалось Шарон. Ей нравились такие безделушки, и она по-прежнему любила Клайтона. «Я буду болеть за тебя, беби», – сказала она ему за день до отъезда в Бостон. Учитывая всю грязь, которую они вылили друг на друга за последний год, эти слова тронули его сердце. И теперь он хотел тронуть ее, если оставалась такая возможность. Пресс-папье, конечно, вещица маленькая («маленькое сокровище»), но он не сомневался, что ей понравится нежный пух одуванчика в центре стеклянного шара, эдакий крошечный клочок тумана.
Звяканье колокольчиков привлекло внимание Клая к небольшому фургону, передвижному магазинчику, торгующему мороженым. Он припарковался напротив отеля «Времена года» (еще более роскошного, чем «Копли-сквер»), рядом с Бостон Коммон[7], городским парком, который занимал два или три квартала по этой стороне Бойлстон-стрит. Борт украшало написанное всеми цветами радуги над двумя пляшущими рожками с мороженым название компании: «МИСТЕР СОФТИ». Трое мальчишек сгрудились у окошка в ожидании сладкого, ранцы с учебниками лежали возле ног. За школьниками стояли женщина в брючном костюме с пуделем на поводке и две девочки-подростка в джинсах с «низкой» талией, с «Ай-подами»[8] и наушниками, которые в тот момент висели на шее, потому что девочки шептались между собой явно о чем-то серьезном, без хихиканья.
Клай встал за ними, превратив маленькую группу в короткую очередь. Он купил подарок жене, с которой еще не развелся, но уже жил врозь, по пути домой намеревался заглянуть в «Комикс суприм» и приобрести сыну новый номер «Человека-паука». А значит, мог побаловать и себя. Его распирало от желания поделиться новостями с Шарон, но он не мог связаться с ней до ее возвращения домой, в три сорок пять или чуть позже. Он полагал, что ему придется болтаться в гостинице как минимум до телефонного разговора с Шарон, в основном кружа по номеру да поглядывая на защелкнутый портфель. Так что мороженое от «Мистера Софти» обещало более приятное времяпрепровождение.
