Это так легко – не кусать человека
Ольга Мильченко
Ну да, хотел бы я написать роман, но понимаю, таланту не хватит! Не хватит и запаса слов, и воображения, не хватит храбрости (или наглости), и много чего ещё не хватит… А главное, не хватит читателя для моего ненаписанного романа… Если только не так, как у Венедикта Ерофеева: «Роман был напечатан тиражом в один экземпляр и, к радости автора, тут же разошёлся». Так что, моя книжка – это не роман!
Я из лесу вышел. Голожопое детство
Когда в Советской жили мы стране, Всё было так отчётливо и просто.
М. Шадрина
До четвёртого класса (это когда Брежнев ещё не шамкал, а бублик с маком стоил шесть копеек) я учился в общеобразовательной школе в селе Новогришино, известное лишь тем, что в нём находится знаменитая Икша́нская колония для малолетних преступников. Юрий Гагарин к тому времени уже слетал в космос, но я не припоминаю, чтобы мечтал стать космонавтом. Хотя о том, чтобы мечтал стать художником, я, честно говоря, тоже не припоминаю. Моя любовь к искусству отличалась от любви к искусству у других детей, только тем, что у них она быстро прошла, а у меня задержалась. И, как рассказывала мне потом мама, она подумала, что надо мальчика куда-то отдать учится искусству. А куда? Мы жили в военном городке неподалеку от Дмитрова. Рядом никаких даже кружков, не то что художественных школ.
Наш военный городок располагался буквально в лесу. Вокруг были деревни и поля, это была именно сельская местность. Подмосковная красота, тишина и покой (сейчас такого уже нет). Мы, конечно, периодически выбирались в город, в Дмитров в основном, с культурной программой. Например, сходить в кино и съесть в буфете эклер с кофе на сгущённом молоке. Бывало, приезжал какой-нибудь передвижной цирк или гонки на мотоциклах по вертикальной стене. Ещё интересней!
Не помню точно, когда, но скорее всего где-то в мае 1973 года, небольшая компания детей в сопровождении нескольких мам этих самых детей выдвинулась в Москву на экскурсию в Третьяковскую галерею. Поскольку день был выходной, в галерею была небольшая очередь. И вот, пока мы стояли в этой очереди, я разглядел напротив входа в Третьяковку вывеску «Московская средняя художественная школа». Когда мы вернулись домой, я сходу заявил маме: «Мам, я нашёл, где хочу учиться».
Наверно не стоит вдаваться в подробности, как это произошло, но я поступил в МСХШ. Хотя нет, кое-что, пожалуй, всё-таки стоит рассказать.
Когда я доложил маме, где я хочу учиться, мы собрались и поехали туда. Я её повёз. Заблудились, конечно, но, в конце концов, нашли школу, благо про Третьяковку знают все и путь указали. Мы вошли в здание и поймали в коридоре какого-то преподавателя, видимо живописи. «Картин» у меня было много. Моя мама работала страховым агентом, и у нас дома были плакаты, много плакатов «страхуйтесь в госстрахе». На этих-то плакатах, на обратной стороне (мелованная бумага!) я рисовал свои «картины». Гуашью эпические полотна. Одно помню отчётливо: Самоделкин (это персонаж из детского журнала «Весёлые картинки» с болтом вместо носа, да и сам он весь как болт) идёт по красной планете, то есть по Марсу, строевым шагом и несёт на вытянутой руке вымпел Советского Союза. Я могу только представить себе шок бедного преподавателя, когда он увидел эти высокохудожественные творения. Но он поступил очень деликатно. Видимо подавляя в себе сильные эмоции, сдержанным тоном он произнёс только одну фразу: «Может быть, вам попробовать на скульптуру». Ха! Скульптур у меня тоже много!
На следующий день мы вернулись! В коробках от тортов и ботинок я вёз показать свои, теперь уже скульптурные, произведения. Очень смутно, но кое-что я помню. Здесь были: три пунические войны, одна троянская, подвиги Геракла (не все), 300 спартанцев (тоже не все), некоторые эпизоды из скитаний Одиссея и кое-что ещё. Преподавательница начальных классов МСХШ по скульптуре Лидия Арсентьевна Богачёва была, видимо, женщиной с более крепкой психикой чем вчерашний преподаватель живописи. Она спокойно окинула взглядом мои полепухи, великолепные как мне казалось, и говорит: «Становись, лепи с ребятами». И я встал и лепил! Я слепил всё, что увидел на полках. И слепил я это уже совсем не так, как были слеплены мои собственные «шедевры». Лидия Арсентьевна посмотрела на это всё и разрешила мне приходить на подготовительные курсы. А до экзаменов осталось два или три занятия.
Потом были экзамены, и я поступил. С тех пор я верю в чудеса!
