Читать онлайн полностью бесплатно Сергей Ефременко - Милосердие смерти. Истории о тех, кто держит руку на нашем пульсе

Серия «Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков»

Фото на обложке: Студия 8bit

Фотографы Павел Кулиш и Марк Торпан

В коллаже на обложке использованы иллюстрации TopStudio, Medicine-R / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Ефременко С. В., текст, 2019

© Давлетбаева В. В., разработка макета, 2019

© Мегерян А. Л., фото, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Какого черта его понесло на ЛЭП-500, то ли «белочка» (она же белая горячка, она же derilium tremens, она же алкогольный делирий), то ли весеннее обострение тоски и депрессии – это теперь известно лишь ему самому да Господу Богу. Нам же, глядя на его полностью обгоревшее тело, со слов жены и бригады скорой помощи было известно, что этот здоровенный бугай под два метра ростом и весом килограммов этак сто двадцать вечерком, как обычно, поколотив жену и погоняв соседей по бараку, внезапно изменил свой ежевечерний распорядок развлечений. Яростно крича и истошно матерясь, он внезапно понесся в сторону линии электропередачи высокого напряжения, мгновенно взлетел на одну из опор и кинулся на провода. Со слов очевидцев, горел он синим, неестественным пламенем, продолжая поносить отборным матом собравшихся зевак. Снимали его долго. Вначале пришлось обесточить линию, затем электрики совместно с пожарниками спустили обгорельца с опоры, и только спустя три часа после горения он был доставлен к нам в госпиталь.

Зрелище было страшным даже для нас, видавших и не такое. Обугленное, покрытое черным струпом тело было похоже на картинки «инопланетян», хранящихся на одной из баз ВВС США. Запах гари и жареного мяса, агональное дыхание и истошный вой супруги обгоревшего порождали чувство абсолютной безысходности и неотвратимости смерти.

Мы начали осторожно перекладывать пострадавшего на операционный стол в реанимационном зале.

Ожоговый струп трескался под нашими ладонями при каждом прикосновении к телу обожженного – перчатки в те времена были страшным дефицитом. Обнажавшиеся мышцы были коричнево-красными, но кровотечения не было. Кровь просто запеклась в сосудах. Мы все же успели перевести бедолагу на искусственную вентиляцию легких, закатетеризировать центральную вену и начать противошоковую терапию. Он умер через тридцать минут после поступления. Звали его Вася Беркутов, и было ему от роду всего сорок два годочка.

Параллельно в операционную поступил молодой практикант-пэтэушник из трамвайного депо. По неосторожности получил в лоб несильный удар бревном. Парень был в сознании, без неврологических расстройств, но при этом имел линейный перелом лобной кости справа. Рану на лбу обработали, и парня из операционной перевели в реанимацию под наблюдение, опасаясь проявления различных осложнений, будь то внутричерепные гематомы или судорожный припадок. Короче, как говаривали отцы-учителя – лучше перебдеть, чем не добдеть. Тем более травма у молодого пацана еще и производственная. Звали мальца Петр Соколов, и было ему шестнадцать лет.

Остаток ночи прошел в пустых хлопотах: одно ножевое ранение в область живота, но не проникающее, один повешенный, но без витальных нарушений… Но все это требовало времени и внимания, так что к восьми утра в воскресенье наша бригада была вымотана донельзя.

Нас меняли легендарные герои анестезиологи-реаниматологи, Витя Шмит и Вова Рваев. Витя – маленький, плюгавенький, похожий на Иудушку Головлева, с приплюснутым черепом и жиденькими волосиками, в очках на минус пять и вечно висячей соплей из одной (именно из одной) ноздри. Тридцати пяти лет от роду, всегда неряшливо одетый и непременно в шерстяных, вязаных носках во все сезоны, был он выпускником Одесского медицинского института и всегда любил повторять:

– Пацаны, когда вы еще садились первый раз за студенческую скамью, я уже отвозил своих первых пациентов на старое еврейское кладбище.

Как он был неопрятен внешне, так же он был неопрятен и небрежен профессионально. Но зато постоянно на одесских понтах. Звали его все просто Кузя.

Агональное дыхание обгоревшего и истошный вой его жены порождали чувство абсолютной безысходности и неотвратимости смерти.

Вова Рваев, выпускник Семипалатинского медицинского института, лет сорока, видно, был сильно опален последствиями испытаний на близлежащем ядерном полигоне. Он всем походил на героя русских народных сказок Иванушку-дурачка: выходец из народа, интеллигент в первом поколении, он был смешон и постоянно попадал в дурацкие ситуации из-за своего желания казаться грамотным, начитанным и высокообразованным. Вова таскал с собой портфель с книгами по философии, математике, астрономии, также учебник грузинского языка (на фиг это нужно анестезиологу-реаниматологу). Однажды, подобрав ключик к его портфелю, мы выложили эти занятные книженции и положили вместо них два кирпича. Вова мужественно таскал этот груз недели две. И однажды, придя утром на работу, застал его в ординаторской, стоящего посередине и державшего по кирпичу в каждой руке с явным намерением дать мне по башке этими красными кубиками.

– Вова! – закричал я. – Ты делаешь сразу две ошибки! – Я выскочил из ординаторской, захлопнув за собой дверь, удерживая там разъяренного Рваева. – Вова, ошибка первая – ты убиваешь абсолютно невинного! – продолжал орать я. – Вова, ошибка вторая – тебе дадут срок, и ты не сможешь вегетарианствовать на зоне, а также читать своих любимых авторов. Вова, одумайся!