Спальня пансиона для девиц погрузилась в обманчивую тишину. Сестра Берта обвела взглядом уснувших и тихонько прикрыла за собой дверь. Девушки тотчас скинули одеяла и уставились на Огюстину, которая тоскливо вздохнула.
– Что случилось, ты весь день была сама не своя, дорогая? – участливо спросила Нанетта.
– Ничего… Просто сегодня уехала Сюзанна, и мне подумалось, что, пожалуй, она самая счастливая из нас. Ведь она выходит замуж. У неё наверняка будет прекрасный наряд, пышная свадьба, и всё оттого, что она богата. Она сможет путешествовать по разным странам, будет вращаться в светском обществе. А что ждет нас? Унылый брак с бедняком или должность гувернантки.
– И что? – спросила худенькая Иви. – Такова наша доля, и надо принять её со смирением. Раз уж нет внушительного приданого, то и не следует забивать себе голову мечтами о счастье.
– Ну вот ещё! – воскликнула рыжеволосая Лилиан. – Никто, кроме Господа, не знает, кому что уготовано! Почему бы не надеяться на лучшее?
– Всё это глупости, – пожала острыми плечами Иви. – Раз родился в семье скромного достатка, то и говорить не о чем.
Девушки помолчали, обдумывая услышанное.
– А ведь Лилиан права! – внезапно произнесла пухленькая Лиза. – Судьба так переменчива. Бывает, что жизнь, на первый взгляд, не сулит ничего хорошего, а напротив, одни лишь страдания. Но всё может изменить простая случайность. Вот хотя бы история, которую поведала моя кормилица. Если угодно, я могу её рассказать.
– Да, сделай одолжение, Лизи, расскажи, – послышалось с соседней кровати.
– Действительно, расскажи, Лизи, уж лучше послушать про чужую жизнь, чем до рассвета сокрушаться над своей.
– Точно! Спать совсем не хочется. Погоди, дай переберусь поближе, – пробормотала Нанетта и, взяв одеяло, устроилась в ногах рассказчицы.
И вскоре все восемь воспитанниц пансиона сгрудились возле Лизы и, прижимаясь друг к другу, дабы не свалиться с узких кроватей, приготовились слушать.
Конец лета в предместье Руана выдался тёплым и солнечным. После полудня перелесок, где стояла покосившаяся старая хижина, окутала тень от густой листвы. Жилище было давно заброшено. Дырки окон с изведёнными жучком ставнями подслеповато таращились на разросшиеся кусты дикого орешника. Полусгнившая крыша завалилась на бок и того гляди готова была рухнуть, подняв столб пыли. Внутри сохранился лишь колченогий стол, упиравшийся в стену, и брошенный прямо на пол тощий тюфяк из соломы. Однако сия убогая обстановка ничуть не мешала молодой паре страстно предаваться любви. Они не ощущали запаха сырого дерева, что насквозь пропитал хижину, и вовсе не заботились о том, что дверь висит на единственной уцелевшей петле. Юная маркиза дю Джонкуа умиротворённо вздохнула, разомкнув объятия, и прикрыла глаза, словно кошка, что полакомилась мышью. Мужчина приподнялся на локте и, поцеловав её в подбородок, произнёс:
– Пожалуй, хватит нам медлить, Бланш. Сегодня же официально попрошу вашей руки.
Симпатичная блондинка с узким кокетливым личиком фыркнула:
– Боже, Октав! Отчего вы так торопитесь?
– Оттого, что люблю вас, Бланш. Люблю больше жизни и не желаю встречаться тайком. В конце концов, мы и так позволили себе лишнее. Если об этом узнают, ваша репутация погибнет!
– Ай, – пожала обнажёнными плечами девушка. – Уж, наверное, потеря репутации должна заботить скорее меня, а не вас, дорогой. Будем вести себя разумно, и никто ничего не узнает.
Меж тем Октав Лантье вскочил с убогого ложа и начал одеваться. Маркиза исподтишка разглядывала его стройный торс, мускулы, что обозначались резче, когда мужчина наклонялся, натягивая сапоги. Да молодой офицер был чудо как хорош! Узкобёдрый и широкоплечий, с густыми светло-русыми волосами и приподнятыми к вискам зеленовато-бирюзовыми глазами. У него была тяжеловатая нижняя челюсть, но она лишь подчёркивала его мужественность. А ямочка на подбородке выдавала в нём человека решительного и упрямого. Бланш села и лениво поправила лиф муслинового платья. Она не снимала корсет, и теперь ей осталось только оправить пышные юбки и подтянуть чулки.
Расставшись у маленькой калитки, ведущей в сад особняка маркизы, молодые люди поцеловались, и девушка скрылась за деревьями. Она быстро прошла к чулану, где её поджидала служанка. Высокая и тощая, словно жердь, с продолговатым лицом и бледными губами, Клодин едва заметно усмехнулась. Ну и вид у сеньоры! Засохшие травинки облепили юбку, кружева повисли. Бог мой, она похожа на уличную девку. В тёмном чулане среди сломанной утвари и паутины, что висела по углам, Клодин помогала хозяйке сменить платье и бесстрастно выслушивала её излияния:
– Ах, Кло, Октав совершенно сошёл с ума! Вообрази, он собрался просить моей руки. Я еле-еле отговорила его, сказав, что следует подождать его возвращения.
– А что, господин Лантье уезжает? – разглаживая складки на юбке, поинтересовалась служанка.
– Да, помчался на верфи в Ла-Рошель, – скривилась Бланш. – Ему приказано проверить, как идёт починка корвета. Представь, какой бы я была дурой, если бы согласилась стать его женой. Он всего лишь помощник капитана с паршивым жалованием. Пока дослужится до следующего чина, я успею состариться.
