Глава 1 Смерть старого герцога
Ганса разбудил стук в дверь. Стучали довольно деликатно, но настойчиво. Впрочем, юноша спал очень чутко. Еще бы. Его отец герцог Амист Фон Дер Хонник XXI умирал и делал это долго и склочно. Если тебя каждую ночь раз по пять вызывают к умирающему, то развивается волчье чутье на посторонние звуки.
– Кто там? – крикнул Ганс, больше для порядка. И так все было ясно.
– Ваше Высочество, герцог требует вас к себе! – раздался из-за двери хорошо знакомый ему голос личного камердинера герцога Хуго Бозза.
– Иду, иду, вали отсюда, – ласково сообщил Ганс камердинеру, замершему за дверью, и, тяжело вздохнув, шепотом высказал все, что думал о мерзком холопе. Нацепив на себя парадную одежду (у его предка был пунктик насчет чистоты и опрятности), Ганс вышел в гулкий коридор. Хуго уже и след простыл.
– Старается, лизоблюд несчастный – пробормотал Ганс, И тут же спохватился. Почему лизоблюд, должен же кто-то прислуживать господам. А надо отдать должное Хуго – камердинер из него был неплохой.
Вдохнув стылый ночной воздух замка, пахший факельным дегтем и сыростью, Ганс отправился этажом выше в покои герцога. Фактически они занимали четверть правого крыла замка. Герцог никогда не экономил на себе. Это, наверно, была единственная черта в отце, которая нравилась Гансу.
Войдя в огромную спальню, Ганс на секунду приостановился в проеме двери, чтобы в тысячный раз оглядеть покои отца. Вдоль спины Ганса потянуло незнакомым холодком. Похоже, папа действительно собрался отдать Богу душу. Скепсис и раздражение в душе молодого человека как-то незаметно начали уступать место пустоте и растерянности.
Теперь его жизнь должна была обрести некий собственный смысл, выйти за пределы бестолкового противостояния воле папеньки. Раньше Ганс как-то не очень задумывался о том, что его отец называл «смыслом правления».
Ему нравилось быть просто герцогским сыном, ни в чем себе не отказывать, много охотиться, пользоваться женщинами, которые не имели смелости отказать сыну герцога, смотреть на всех свысока…да мало ли преимуществ у отпрыска знатного рода.
Он никогда не задумывался, каково это – стоять в зале Герцогского совета не за папиной спиной, стоять, занимая мозги не придумыванием того, как фрейлины выглядят в постели, а делами своих надоедливых подданных.
Из глубины спальни раздался надсадный кашель, и Ганс двинулся к балдахину кровати, скрывавшему иссохшее от болезни тело его отца. Свободного места, несмотря на громадные размеры, в спальне было мало. Одну ее половину занимал огромный шкаф с бесконечными дверьми, тянувшийся сразу вдоль двух стен.
Другую половину занимала гигантская кровать, на которой по молодому делу герцог любил развлекаться с тремя, а то и четырьмя молоденькими служанками. Папа не стеснялся ни своей жены, ни ребенка и иногда казалось, что он мстил им за то, что они когда-то отняли у него беззаботные годы молодости.
После того как пять лет назад умерла герцогиня, герцог странным образом успокоился и поостыл к лихим амурным забавам. Более того, он даже попытался наставлять сына на путь истинный в точном соответствии с народной мудростью о том, что самые строгие ревнительницы общественной нравственности получаются из стареющих потаскух.
Никаких сыновних чувств Ганс к отцу уже давно не испытывал. Но, надо было делать хорошую мину при плохой игре, чтобы не остаться без наследства. Слава богам, что он единственный законный наследник, и хоть «бастардов», благодаря любвеобильности папочки, набралось бы с добрый взвод, в отношении престолонаследия в герцогстве были суровые законы.
Когда Ганс появился в спальне, в ней, помимо герцога, было еще один человек. У изголовья кровати сидел на низком стульчике сенешаль Эссен Торн, верный слуга отца.
Это был крепкий мужчина, в черных волосах которого красиво посверкивали нити седины. Торн был ненамного моложе своего повелителя, но жизнь прожил совсем по-другому. Он много повоевал на границах герцогства, а в мирные дни удалялся к себе в замок, где совсем не по-дворянски любил играючи поколоть дрова, помахать молотом в кузне, прижать в темном углу приглянувшуюся селянку, а то и какую-нибудь мелкопоместную баронессу.
Надо сказать, что такому бравому воину дамы вне зависимости от положения, особо не отказывали и даже гордились тем, что им удалось заполучить Эссена.
На фоне таких явных подвигов Гансу всегда казалось, что отец не живет, а мучается, чем бы заполнить пустые дни жизни. Молодой герцог считал советника своим вторым отцом, потому что среди своих забав и трудов Эсер находил время заботиться о нем больше, чем родной папаша.
– Здравствуйте, Ваше…Высочество! – приветствовал его Эссен, словно запнувшись перед титулом…
– Здравствуй, – кивнул ему Ганс и покосился на барона. Тот лежал на постели. По его бледному лицу, начавшему уже принимать желтоватый оттенок, трудно было что-то сказать. Глаза папаши были закрыты. Шло время, свечи уже ощутимо оплывали, а герцог продолжал молчать.
– Что случилось? – недоуменно поинтересовался у Эссена Ганс.
– Он звал тебя. Подожди – ответил тот и добавил шепотом, – совсем слаб. Сегодня- завтра, доктор сказал – умрет.
