Песнь первая
Недавно битва отгремела,
Враг побежден, разбит дотла,
Но вот за то, что Русь посмела
Встать на пути у тьмы и зла,
Заплачена цена большая –
Полвойска пало средь полей,
Чьих-то сынов или мужей,
По ним скорбит струна тугая,
И льются слезы матерей.
Князь новгородский Святополк,
Правитель мудрый, он по праву
На холм воздать ушедшим славу
Поднялся, исполняя долг.
А следом – великанов трое:
Князь Яр, горячий, молодой –
Ему не день, если не бой,
Один он всей дружины стоит,
Храним таинственной судьбой.
За ним – другой, мрачнее тучи –
Руян, по силе на Руси,
Пожалуй, самый он могучий,
Кого в округе ни спроси.
О нем идет молва такая:
Его оружие в бою,
Случайных промахов не зная,
Жизнь обрывает на корню.
И третий, стражник молчаливый,
Огромен, тучен, будто холм,
В бою никем не заменимый –
Не раз он ворога бегом
Одним своим ужасным видом
Домой во страхе отправлял.
На самом деле – безобиден,
Хотя «громилой» всякий звал.
Служил он тем, что охранял
Единственную дочку князя,
Арину. С нею дружбой связан,
Он все о ней дословно знал.
Собрались все под холм печальный,
Весь Новгород почтить пришел
Тех, кто в бою за город славный
В земле пристанище нашел.
Струна тугая зазвучала,
Боян прославил жизнь и смерть,
Конец достойный, и начало,
И мирозданья круговерть.
Затих гусляр, и девы скромной
Хрустально-чистый голосок
Коснулся душ суровых войнов.
Напрягся каждый волосок…
Дружина слушает Арину,
Внимает молодой княжне,
Слезой тяжелой окропило
Траву на памятном холме…
Одной лишь ей подвластно было
Утешить мертвых и живых,
Песнь девы обладала силой
Забвенья горестей былых…
Погибших души отпустила,
За прошлые грехи простила
И в вечность проводила их.
Песнь вторая
Печаль прошла, пора веселья
Летит в открытое окно,
Потоком меда, духом хмеля
Охвачен каждый уголок.
Мужи слабеют час от часа,
Не пьет из витязей один –
Пленен Арины дивным гласом –
Князь Яр из северных дружин.
Ее внимания он ищет,
Он рядом с ней, лишь ею дышит
И от других ее хранит,
Но сам открыться не спешит.
Не раз он бился в чистом поле –
Один на тьму – за Русь и свет,
Но тут любовь – это другое,
Его страшит княжны ответ:
Быть может, «да», быть может, «нет»?
Терзает он свое сознанье…
И отложив любви признанье
На срок, не ясный никому,
Яр покидает шум собранья
И дышит воздухом в саду.
На камень сев возле пруда
Под векового дуба сенью,
Он зрит престранное виденье:
Кипит стоячая вода,
Как будто ядами полна,
Обильно пену извергает.
И тут же, будто хищный клюв,
Кувшин по воздуху летает
И на глазах на дно ныряет…
Наш витязь мыслит: «Что, я сплю?».
Себя он щиплет – все взаправду!
Кувшин же, полный до краев,
Перемахнул через ограду,
Нырнул в кусты и был таков.
Своим глазам бесспорно веря,
Худое чувствуя нутром,
Пустился в терем Яр скорее,
Схватив свой меч, и лук, и стрелы,
Лежали кои за седлом.
Бежит, проламывая двери,
Влетает в гридницу, а там –
Арина-радость, а пред нею
Кувшин, в руке ее стакан…
Его к устам своим подносит,
Желая влаги той глоток!
Стрела давно свободы просит:
Лети! Лети, прерви поток!..
Звенит тугая тетива,
И острие, меж всех сверкая,
Из рук нежнейших выбивает
Стакан. Но дева не жива…
Бледнеет, вянет перед всеми –
Ужель один глоток внутри?
Прервалось шумное веселье –
Упала пира посреди.
Затихли все, не шевельнутся,
Лишь князь-отец и Яр одни
К поникшей деве споро рвутся
Сквозь неподвижные ряды.
Лишь богатырь всю правду знает –
Кувшин отравленный хватает,
Скорей несет его к огню
И в пламя жаркое бросает:
«Гори!» – крича во след ему.
Затлели угли, всякий внемлет:
В их шипе – злобный заговор
О смерти быстрой, непременной…
Охвачен страхом княжий двор!
Меж тем прекрасная Арина
Бледна, безмолвна, холодна.
Перед глазами, как стена,
Предстала жуткая картина:
Над дочкой Святополк склонился,
Как ни старался, как ни бился,
Напрасно все – Арина дремлет…
Печаль сдавила, как гора,
И холодом весь мир объемлет.
Настала тяжкая пора.
Великий князь, убитый горем,
Со смертью бесполезно споря,
Отдал приказ: «Найти злодея!».
Бояре, витязи, князья –
Попали все под подозренье –
Враги Руси, ее друзья…
Опять разлад и недоверье,
На братьев даже и сестер
Был устремлен свирепый взор.
И хлещут Русь бичами грозы,
И кровь течет, и льются слезы,
Как реки с неподвижных гор.
А между тем княжну хоронят
В гробу хрустальном средь дубров,
Где леший изредка лишь бродит,
Пугая местных грибников.
В сорочке легкой, белоснежной
Арина смотрит смерти сон.
Кругом нее, в пустой надежде,
С давно потухнувшим челом
Все ходит витязь, час за часом,
Любви признание твердит –
Он обезумел, он опасен,
И взор, воистину ужасен,
Со злобою на всех летит.
Проклятье шепчет он под нос,
Как вдруг невидимой тропою,
В льняной одежде, с берестою
Идет старик, седоволос.
К нему приблизился, шатаясь –
Худой, но жилистый на вид,
Плеча тяжелого касаясь,
Страдальцу путник говорит:
«Оставь печаль свою, воитель,
Врагов коварных победитель!
Тебе, признаюсь, Яр, под силу
Чудесный подвиг совершить –
Вернуть красавицу Арину
И благодарность заслужить».
Князь сел недвижно, начал слушать:
«Проклятье мудрено разрушить,
Но все же можно! Внемли мне:
Есть дивный остров на восходе,
От праздной жизни в стороне,
В объятьях матери-природы
Лежит беспечно на волнах
Прозрачно-синей колыбели.
И в тех нетронутых местах,
Никем не топтаных доселе,
