Методологический вызов. Что за власть создает нашу действительность? Что и как причиняет свершения?
Дорогой читатель! Перед вами уже пятый выпуск ежегодника МЕТОД. Представление нового тома традиционно открывается взглядом на тематическую логику развертывания всей череды наших изданий. В первом выпуске мы задались вопросом, как изучать меняющийся предмет исследования. Затем мы попробовали посмотреть, как можно соотнести различные аспекты, масштабы и измерения такого меняющегося предмета на примере мирового развития. Далее внимание было перенесено на возможности уловить и понять ускользающие проявления социальной воображаемости с помощью научного воображения. В четвертом была предпринята попытка выявить возможности методологической интеграции сквозь предметные границы или поверх них, связав тем самым различные предметы изучения – изменчивые и не очень – некими общими для всех них подходами, принципами и способами изучения.
Теперь эта логика дополняется новым углом зрения. Любой предмет изучения создается множеством внутренних связей и взаимных зависимостей. Любое изменение предмета изучения сопряжено с переплетением причин и следствий, условий и реакций на них. Соответственно нынешний выпуск нашего ежегодника фокусируется на методах изучения взаимозависимостей и причинности в обществоведении.
Несколько месяцев назад в связи с внесением в план-проспект ИНИОНа данного выпуска нашего ежегодника дирекция института обсуждала его тему и аннотацию. Мы предложили сформулировать ее так – «Методы изучения причин и взаимозависимостей в обществоведении». В ответ прозвучали вопросы. Какие причины и какие взаимозависимости имеются в виду? Почему причины ставятся в один рад с взаимозависимостями? И тут же прозвучало предложение: замените причины и взаимозависимости на причинно-следственные связи. Это привычно и понятно. Но как раз от этой привычности и самоочевидности мы и хотели уйти. Потому и предложили оставить одни лишь взаимозависимости, дабы «изучение причин» не смущало ни дирекцию, ни потенциального читателя.
От своего замысла, однако, мы не отказались. А заключался он в следующем. Мы все привыкли к причинно-следственным связям. Перед мысленным взором возникает картинка: за А «следует» B, из В «вытекает» С и т.п. Схема А → B передает однозначную и полную детерминацию. Казалось бы, все очень просто и логично. Однако задумаемся. Все ли так просто и однозначно даже в, казалось бы, ясных примерах. Галилей запускает шарик катиться вниз по лотку. Я нажимаю клавишу, а на дисплее появляется буква А. Движения шарика детерминированы силой тяжести. Но есть еще и трение, есть еще и откуда‐то взявшийся лоток, есть еще, наконец, экспериментатор, которому почему‐то пришло в голову положить шарик в лоток. И то, что формула А → B появилась сначала на экране, а теперь оказалась и в сознании читателя, предопределено не нажатием моего пальца на клавишу, а многими другими обстоятельствами – уже поминавшимся обсуждением в дирекции ИНИОНа, созданием нашего ежегодника в 2010 г. И даже в еще большей степени это предопределено желанием или, по меньшей мере, готовностью читателя открыть МЕТОД и прочитать этот текст. Убери или замени хотя бы одно из «попутных» обстоятельств, и пресловутая «причинно-следственная связь» станет иной, а то и исчезнет вообще. Они объявят войну, а никто не придет, как говаривал Карл Сэндберг.
Использование слов причинность, причинение и взаимозависимости позволяет разглядеть причины и условия, результаты и последствия наших действий и формируемой ими человеческой действительности иначе, чем на череду однозначных и жестких причинно-следственных связей. Само это выражение, как подтверждает и дискуссия в дирекции, уже давно тривиализовалось. Его содержание стерлось и выхолостилось от многократного автоматического употребления. Выражение, а фактически тривиализованный термин причинно-следственные связи задает слишком узкий и жестко ограниченный угол зрения. Это даже не угол, а щелка зрения.
Причинение шире, чем одиночная и одинокая причина и даже пучок нескольких отдельных причин. Тем более удобно говорить о причинении как о чем‐то фактически происходящем в действительности, рассматривать то, что происходит, как причиненное.
Сказанное выше не означает, что мы подвергаем сомнению возможность аналитического выделения отдельной причины, действующего фактора и одной связи между двумя явлениями. Это не только возможно, но зачастую необходимо в конкретных исследованиях. Все, чего мы хотим добиться, – это признания того, что подобные одиночные причины и связи не исчерпывают всей проблематики причинения и не препятствуют поиску иных значимых причин и условий, если этого требует исследовательский вопрос.
Предложенный нами подход, точнее, некоторые его пресуппозиции стали предметом обсуждения в рамках заочного «круглого стола», который открывает наш выпуск. В ходе дискуссии были поставлены непростые вопросы, ответ на которые не очевиден. Хотели бы пригласить читателей к размышлению и критической переоценке высказанных идей. Мы ждем ваши отклики.
