«Увидеть Париж и умереть», – кажется, так сказал кто-то из великих, но я вовсе не собиралась следовать этому странному совету. В столицу Франции я явилась на фестиваль косплея, ну, а дальше – как пойдёт. Искусством перевоплощения в разных героев я увлеклась не так уж давно. Первой моей «работой» в этом направлении была эльфийка со странным именем Цельсия из старого японского аниме, которое почему-то привлекло моё внимание. Кто же виноват, что всем русским студентам-физикам из общаги, а также некоторым продвинутым гуманитариям и моим сокурсникам-химикам оно красноречиво напоминало о термометрах и градусах?! Так вот, именно с тех самых пор за мною намертво закрепилось погоняло «Кельвина», происходящее от названия другой температурной шкалы.
– Кельвинка! – весело окликнула меня проходившая мимо копия Хацунэ Мику (в миру просто Мику), а по совместительству моя приятельница. – Мы с Муней идём в кафешку. Ты с нами?
Муней мы за глаза называли ещё одну девицу-красавицу из нашей косплеерской компании, стабильно перевоплощавшуюся в Сейлор Мун на всех фестивалях.
– Нет, – отрицательно покачала головой я. – У меня тут…дело.
– Дело?! – промурлыкала моя собеседница, а потом хитро подмигнула мне из-под синей чёлки, насмешливо проворчав: – Ню-ню.
Её насмешки я пропустила мимо всех четырёх моих ушей: четырёх, потому что кроме моих Её насмешки я пропустила мимо всех четырёх моих ушей: четырёх, потому что кроме моих настоящих хорошеньких маленьких ушек, на мне были ещё накладные эльфийские с лихо заострёнными кончиками, изящно торчавшими в разные стороны сквозь нарочито розовую шевелюру. Презирая всякие парики, волосы (свои до пояса) я окрасила накануне в несколько приёмов, добиваясь красивого оттенка. Оставалось только вставить линзы, придающие радужкам восхитительный неземной блеск, и обрядиться в специальный наряд, состоящий из короткой юбки, изящных сапожек, лёгких псевдодоспехов, да ещё «волшебной» свирели, которую я собиралась повесить на шею как эффектный оберег. Всё это я затолкала себе в рюкзак, чтобы не шокировать встречных французов и гостей города своим донельзя странным видом и успеть переодеться к фестивалю.
А путь мне предстоял неблизкий. Сев в такси, я обнаружила, что от волнения из головы повыскакивали все приличные французские слова из разговорников. На языке крутилось только классическое и крылатое: «Же не манш па сис жур» (про шестидневную диету), да «лямур тужур» («любовь и тужурка» – любимый лозунг студенческой братии). Но всё это было не к месту! В этот момент дверца открылась, и в салон протиснулись смеющиеся Муня и Мику.
– Мы тебя одну не отпустим! – наперебой заговорили они. – Вдруг потеряешься, как в прошлый раз! С тобой же, как с бертолетовой солью, неизвестно, когда взорвёшься!
«Почему же неизвестно?» – подумала я, но воздержалась от замечания. Шофёр покосился нанас с интересом, и я, смирившись с присутствием моих сокурсниц, быстро вспомнила цель моего вояжа и произнесла, как заклинание:
– Пер-Лашез!
Так называлось самое большое кладбище французской столицы и один из крупнейших музеев надгробной скульптуры под открытым небом. Честно говоря, кладбища привлекали меня с детских лет. Может быть, потому, что частный дом, в котором жила моя семья, был через дорогу от одного из них? Ещё ребёнком я любила вглядываться в тёмные лица печальных ангелов и читать полустёршиеся надписи на надгробиях. Меня не оставляло ощущение, что здесь, в этих тихих печальных местах, кроется какая-то страшная тайна, которую суждено разгадать только мне.
С возрастом я, конечно, забыла обо всех кладбищенских глупостях, уверовав в то, что химия может объяснить любую чертовщину. Тому способствовал и переезд в отдельную квартиру в центре города. Что же касается Пер-Лашез, то туда я собиралась вовсе не за тем, чтобы разгадывать тайны. Там мы договорились встретиться с одним моим другом по переписке – загадочным французом по имени Базиль (почти как у кота из сказки про Буратино), а по-нашему – просто Вася.Теперь мне было необходимо сперва как-то отделаться от моих спутниц, что, впрочем, не составило труда.
На кладбище было довольно многолюдно. Это загадочное место привлекало толпы туристов, желавших сделать селфи рядом с могилами великих людей. Чтобы не потеряться, мы купили карту и отправились бродить среди красивых готических склепов, напоминавших небольшие дома, украшенные изумительными скульптурами. Они образовывали целые улицы, мощённые камнем. Делая шаг, я невольно задумывалась над тем, что вот так же, как мы сейчас, здесь когда-то шествовали Оскар Уайльд, Эдит Пиаф и другие знаменитости, нашедшие затем последнее пристанище на одной из таких тихих улочек.
– Смотри! У него там… ну… это… – пискнула Муня, разогнав мои мысли и тишину кладбища.
– От те на-а-а! Силён, красава! – весело поддержала её Мику, а потом добавила: – Был.
Я посмотрела на моих спутниц и усмехнулась: этого и следовало ожидать! Мы стояли неподалеку от места захоронения Виктора Нуара – мужчины, чья популярность у женщин после смерти многократно превзошла ту, что была у него при жизни. Виктора убили на дуэли, и памятник, украшавший надгробие, изображал журналиста лежащим на спине после рокового выстрела. То ли скульптор обладал своеобразным чёрным юмором, то ли это была просто случайность, но у бронзового Нуара сквозь брюки рельефно проступали некие вожделенные очертания.
