Первый(выходит в плаще – на закате солнца).…И я глянул на Рим в час захождения солнца, и передо мною в сияющей панораме предстал Вечный город.
Вот он, вот он, выходит плоский купол Пантеона, а там за ним далее поля превращаются в пламя подобно небу.
О, Рим!
Солнце опускается ниже к земле. Живее и ближе становится город, темней чернеют пинны, готов погаснуть небесный воздух.
О, Рим!
И вот вечер в тебе устанавливает свой темный образ. И над развалинами огнистыми фонтанами поднимаются светящиеся мухи, и неуклюжее крылатое насекомое, несущееся стоймя, как человек, ударяется без толку мне в очи.
О, ночь, о, ночь! Небесное пространство! Луна, красавица моя старинная, моя верная любовница, что глядишь на меня с такой думою? Зачем так любовно и умильно нежишь меня в час, когда Рим полон благоуханием роз и тех цветов, название которых я позабыл. Я зажигаю лампу, при свете которой писали древние консулы, но мне чудится, что это фонарь и будочник, покрывшись рогожей, лишь только ночь упадет на камни и улицы, карабкается на лестницу, чтобы зажечь его.
Ах, дальше, дальше от фонаря! И скорее, сколько можно скорее проходите мимо. Это счастье еще, если отделаетесь тем, что он зальет щегольской сюртук ваш вонючим своим маслом.
И он, и все вокруг него дышит обманом! Он обманывает меня, это не Via Felice, я вижу Невский проспект. Ты, проспект, тоже лжешь во всякое время! Но более всего тогда, когда сгущенной массой наляжет на тебя ночь и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет повалят с мостов, форейторы закричат и запрыгают и сам демон зажжет лампы, чтобы показать все не в настоящем виде!
А ты, мой странный герой! Долго ли еще суждено мне, закутавшись плащом своим, бежать за тобою туда, куда вздумается тебе. Ты – мой полный хозяин!..
Послышались звуки гитар, и голос запел.
…И ведь увернулся из-под уголовного суда! Но уже ни капитала, ни разных заграничных вещиц, ничего не осталось ему. Удержалось у него тысчонок десяток, да дюжины две голландских рубашек, да небольшая бричка, да два крепостных человека: кучер Селифан и лакей Петрушка. Вот в каком положении очутился герой наш… и съежился он, и опустился в грязь и низменную жизнь. (Пауза.)…В ожидании лучшего, принужден он был заняться званием поверенного, плохо уважаемым мелкою приказною тварью и даже самими доверителями. Из поручений досталось ему, между прочим, одно: похлопотать о заложении в опекунский совет нескольких сот крестьян… (Скрывается.)
Занавес открывается, слышен звон гитар. Отдельная комната в трактире в столице. Ужин. Свечи. Шампанское. Из соседней комнаты доносятся звуки кутежа. Поют: «Гляжу, как безумный, на черную шаль, и хладную душу терзает печаль…»
Чичиков. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, почтеннейший. (Наливает Секретарю шампанское.)
Секретарь. То-то бесчисленны. Попроигрывались в карты, закутили и промотались, как следует. Имение-то ведь расстроено в последней степени. Кто же возьмет его в заклад?
Чичиков. Зачем же быть так строгу, почтеннейший? Расстроено скотскими падежами, неурожаями, плутом приказчиком.
Секретарь. Гм…
Доносится хохот. Стальной бас поет: «С главы ее мертвой сняв черную шаль! Отер я безмолвно кровавую сталь!!» Дверь в отдельную комнату приоткрылась. Видно, как прошел пьяный конногвардеец, пробежал половой, прошла цыганка. Затем дверь закрывают.
Чичиков(вынимает взятку и вручает ее Секретарю).
Секретарь. Да ведь я не один в совете, есть и другие.
Чичиков. Другие тоже не будут в обиде. Я сам служил, дело знаю.
Секретарь. Хорошо! Дайте бумаги.
Чичиков. Но только вот какое, между прочим, обстоятельство: половина крестьян в этом имении вымерла, так чтобы не было потом каких-нибудь привязок.
Секретарь(хохочет). Вот так имение! Мало того, что запущено, и люди вымерли!..
Чичиков. Уж, почтеннейший…
Секретарь. Ну, вот что: по ревизской-то сказке… они числятся?
Чичиков. Числятся.
Секретарь. Ну, так чего ж вы оробели? Один умер, другой родится, а все в дело годится… (Берет у Чичикова бумаги.)
Чичиков(вдруг изменившись в лице). Аа!!.
Секретарь. Чего?
Чичиков. Ничего.
Донеслись голоса: «Саша! Александр Сергеевич! Еще шампанских жажда просит…» Хохот. Опять голоса: «А уж брегета звон доносит!..»
Секретарь вынимает брегет, встает, жмет руку Чичикову, выходит.
Чичиков(по уходе его стоит молча, лицо его вдохновенно). Ах, я, Аким-простота!.. Ах, я!.. ах, я!.. Ищу рукавиц, а они вон они, за поясом!.. Да накупи я всех этих, которые вымерли…
