Читать онлайн полностью бесплатно Юрий Михайлович Брайдер, Николай Трофимович Чадович - Мёртвая вода

Мёртвая вода

«Сначала была только боль – огромная, черная, вечная. Все его естество, казалось, целиком состояло из этой боли. Он различал десятки ее оттенков, она пульсировала в каждом нерве, в каждой клетке, она жила вместе с ним, то собираясь в один непереносимо мучительный комок, то кипятком растекаясь по всему телу.

Книга издана в 1996 году.

Сначала была только боль – огромная, черная, вечная. Все его естество, казалось, целиком состояло из этой боли. Он различал десятки ее оттенков, она пульсировала в каждом нерве, в каждой клетке, она жила вместе с ним, то собираясь в один непереносимо мучительный комок, то кипятком растекаясь по всему телу. Была боль, которая будила его, вырывая из омута небытия, и была боль, которая ввергала в состояние, мало отличимое от смерти. Потом появился свет – тусклый, красный, сам по себе ничего не значащий. Время шло, свет постепенно разгорался, а боль мало-помалу стихала.

Однажды он очнулся от воя – гнусного, протяжного, монотонного. Так могла выть только самая примитивная, обделенная всякими признаками души тварь, к примеру – раздавленный дождевой червь, если бы природа наделила его вдруг голосом. Звук то усиливался, то угасал, и казалось, ему не будет конца. Вой досаждал сильнее боли, гнал прочь спасительное забытье, сводил с ума. Не выдержав этой новой пытки, он закричал, вернее, попытался закричать. В заунывном глухом вое послышались истерические взвизгивания, и он понял, что воет он сам. В красном тумане над ним шевелились огромные неясные тени. Изредка он слышал голоса – гортанные, гулкие, незнакомые. Он ощущал чьи-то прикосновения. Иногда они приносили сладостное облегчение, иногда после них боль взрывалась ослепительным фейерверком.

Понемногу он познавал окружающий мир и самого себя. Ему стали доступны новые чувства – голод, жажда. Он различал свежий терпкий запах трав, составлявших его жесткое ложе. Он знал уже, что прозрачный сверкающий предмет, похожий одновременно и на пламя свечи, и на осколок льда, появление которого всякий раз приносило избавление от боли, называется «шебаут», а горячее красное пятно, с удивительным постоянством возникающее в поле его зрения, имеет собственное имя – «Алхаран». Однако пустая, как треснувший кувшин, выжженная страданиями память все же подсказывала ему, что нечто подобное: круглое, горячее, но только не багрово-красное, золотисто-желтое, он уже видел где-то, и называлось оно тогда совсем по-другому – «Солнце».

Дождавшись момента, когда боль достигла вполне терпимого предела, он исполнил давно намеченный план – дотянулся до стоящего в изголовье плоского металлического сосуда и напился – первый раз без посторонней помощи.

Он лакал по-звериному, стоя на четвереньках и погрузив лицо в воду, лакал, захлебываясь и отфыркиваясь, лакал до тех пор, пока не уткнулся лбом в прохладное, до зеркального блеска отполированное медное дно, откуда на него в упор глянуло странное смуглое отражение – черный, как головешка, бугристый шар с висящими кое-где клочьями кожи, огромная дырка беззубого рта, гноящиеся щелки глаз…

Его лечили, кормили, учили говорить и двигаться. Жаркое и сухое лето сменилось ветреной и дождливой осенью. Красное светило перестало всходить над горизонтом, и один долгий период мрака отделялся от другого только краткими мутными сумерками. Его закутали в мягкие звериные шкуры, уложили на плетеную волокушку и повезли куда-то. Дорожная тряска пробудила боль, едва затянувшиеся раны открылись, мир вокруг вновь свернулся багровым удушливым коконом, в недрах которого билась, хрипела, взывала о помощи его вконец измученная бренная душа. Тогда из багровой светлой мглы опять выплывал пронзительно-холодный волшебный камень, и костлявая лапа срязу отпускала горло, боль понемногу перетекала куда-то за пределы тела, бред сменялся сновидением.

Очнулся он от холода с ощущением бесконечной слабости и еще более бесконечной надежды. Лагерь спал. Ближайший костер выгорел, под меховой шлем успела набиться ледяная крупа. Буря, разогнавшая тучи, стихла, и воздух словно оцепенел от мороза. Черное небо светилось серебряной пылью, сверкало целыми гроздьями хрустальных подвесок, переливалось россыпями изумрудов, слепило глаза бесчисленными бриллиантами. Таких крупных и ярких звезд, такой могучей космической иллюминации ему еще никогда не приходилось видеть, однако некоторые небесные узоры смутно напоминали нечто давно знакомое.

И тут что-то случилось с его памятью – стронулись какие-то колесики, что-то лопнуло, а может, наоборот, соединилось, и он совершенно отчетливо, во всех подробностях вспомнил название этого мира: планета Химера, она же по малому штурманскому справочнику – Лейтен 7896-2.

Зиму они переждали в глубокой карстовой пещере, истинные размеры которой не позволял определить плотный сернистый пар, поднимавшийся от многочисленных горячих источников.

Здесь его лечением занялась целая коллегия знахарей и чародеев, на время зимы оказавшихся, как видно, не у дел. При помощи какого-то отвратительного на вкус зелья его постоянно держали в состоянии полусна-полуяви, когда реальность нельзя отличить от видений, когда сливаются печаль и радость, свет и тьма, взлет и падение, а призраки склоняются над ложем вместе с существами из плоти и крови. Чуткие пальцы касались его век, гладили мышцы, разминали суставы. Многоголосый хор с фанатическим вдохновением шептал, бормотал, выкрикивал непонятные, но грозные и величественные заклинания, и в такт им раскачивались подвешенные на кованых цепях, витых шнурах и кожаных лентах шебауты – всех цветов и размеров, то прозрачные, как слеза, то опалесцирующие, как жемчуг. Когда таинство достигало апогея, его тело обильно кропили летучей влагой, от которой мгновенно затягивались воспаленные раны, заживали смердящие язвы, осыпалась гнойная короста.



Другие книги авторов Юрий Михайлович Брайдер, Николай Трофимович Чадович
Ваши рекомендации