***
Они стояли на лестничной площадке обычной хрущёвки, коих было много в этом районе. Она знала этот дом как свои пять пальцев. В детстве они облазили его от подвала до чердака и с тех пор он нисколько не изменился. Всё тот же запах сырости и мочи, облупленные стены с которых сыплется штукатурка, если дотронуться до них. Холодные ступени из камня, на которых они часто играли на картах в дурака или просто рассказывали истории, понятные и интересные только детям.
И вот теперь она здесь снова. Ей тридцать один и за плечами у нее уже имелся неудачный брак. Он стоял напротив и смотрел на нее с нежностью, слегка улыбаясь. Совсем мальчик, которому едва исполнилось восемнадцать. Она знала это точно. Он был таким хрупким и юным, что она чувствовала себя глубокой старухой рядом с ним. Но то, как он смотрел на нее, давало ей немного надежды. Он приблизился и коснулся губами края ее рта. Поднял глаза, как бы спрашивая разрешения на настоящий поцелуй. Но её глаза были закрыты и он, опираясь одной рукой на стену за её плечом, прижался к её губам. Она чувствовала его трепет и от этого трепетала сама. Она хотела обнять его, но вспомнила, что он совсем маленький и тонкий. Она просто его раздавит. Поцелуй был без объятий. Он был странным и от этого прекрасным. Они слегка касались грудью и животами, но её пальцы были сжаты в кулаки и руки просто висели вдоль тела. Его же покоились на стене позади неё. Он не пытался её обнять или же подключить к поцелую язык. Он просто жался своими губами к ее. Она боялась пошевелиться, чтобы ни в коем случае не спугнуть этот поцелуй. Готова была стоять вот так, со слегка согнутыми в коленях ногами, чтобы сравнять их разницу в росте, прислонившись спиной к грязной стене столько, сколько нужно.
– Мы можем продолжить. Прямо здесь. – Сказал он, слегка картавя и глядя ей в глаза с мальчишеским азартом. – Здесь. – Он указал на лифт. – Нас никто не увидит.
Она любила его и знала, хотя и видела впервые в жизни. Его голос и этот маленький дефект речи как будто опутывали её, и тело пощипывало от возбуждения. Ей очень хотелось сказать да. Говорить это слово миллион раз, не останавливаясь, только бы его губы опять вернулись на то место, где были минуту назад. Но, открыв глаза, она увидела перед собой всего лишь глупого и такого юного мальчика. Она отрицательно качнула головой.
– Мне тридцать один, тебе всего лишь восемнадцать. Это будет неправильно. Я не могу так…
…Она сидела на каменной насыпи из щебня, которая располагалась вдоль гаражной линии. Видимо кто-то затеял здесь стройку, но дальше доставки балласта дело не продвинулось, и он так и остался лежать небольшой горой посреди дороги. Она сидела на самом верху, упираясь локтями себе в колени. Её кеды иногда соскальзывали, когда камни оживали и норовили скатиться вниз, и ей приходилось подбирать ноги снова. Был сентябрь и ветру уже было с чем играть. Он срывал с деревьев болезненно бледные листья и бросал на пока ещё сухую землю, не давая им покоя, тут же закручивал их в маленькие вихри и выгонял прочь. Все вокруг уже начало увядать, дышало безжизненной сыростью и тенью. И ветер с каждым порывом становился жестче и холоднее. Но здесь на холодных камнях им было тепло и уютно, как пожилым супругам, которые каждый вечер проводят возле разожжённого камина. Их греет жар огня, им комфортно от того, что они прожили вместе долгую и счастливую жизнь и, не смотря на трудности, они все ещё вместе. Им не нужно разговаривать, чтобы знать, кто о чём думает. Молчание их не тяготит, оно успокаивает. Она курила свой черный Кент и, выпустив очередную струю дыма изо рта, посмотрела на него. Он сидел в той же позе, что и она, только немного ниже. Не моргая смотрел куда то вдаль. Он ни разу не обернулся, не попытался заговорить или дотронуться до неё. Она смотрела на его совсем детское лицо, чуть вздернутый нос и румяные щеки. Ей очень хотелось протянуть руку и дотронуться до его светлых отросших волос. Зарыться в них пальцами, поиграть с ними, ещё раз удивиться их мягкости. Но её рука, проделав половину пути, медленно вернулась на место. «Нет, не нужно. Я старше. Он должен понять, что так нельзя».
Она посмотрела вперёд, туда же куда смотрел и он. Впереди была только парковка с выцветшими от времени полосами да заброшенная детская площадка с покосившимися каруселями и поваленной на бок горкой. Она напоминала поверженного коня, раненого в бою.
Затянувшись в последний раз, она бросила окурок себе под ноги.
Она очнулась внезапно, как от удара по лицу. Резко сев боль яркой вспышкой разорвалась в ее голове и разлетелась по всему телу осколками. Она застонала и медленно легла обратно, прикрыв глаза. Всё её тело болело настолько, что она больше не предпринимала попыток встать или даже пошевелится.
