Читать онлайн полностью бесплатно Леонид Юзефович - Мемуар. Стихи и переводы. 1965–2023

Мемуар. Стихи и переводы. 1965–2023

Леонид Юзефович – писатель, историк, лауреат премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор документальных романов-биографий «Самодержец пустыни» о бароне Унгерне и «Зимняя дорога» о белом генерале Анатолии Пепеляеве и красном командире Иване Строде, романов «Казароза» и «Журавли и карлики», сборника рассказов «Маяк на Хийумаа» и повести «Поход на Бар-Хото», в которой он вновь обращается к монгольской тематике.

Книга издана в 2024 году.

В оформлении книги использованы фотографии Евгения Петрушанского

(переплёт, форзац, нахзац (разворот))

и Игоря Мухина (нахзац (полосная)).



© Юзефович Л.А.

© ООО «Издательство АСТ»

Ландшафты

Обеденный перерыв[1]

Съесть пару мятых пирожков, запить
                                             томатным соком,
Сесть, изучая этот день по чёрточкам заноз,
Курить, смотреть, как вьётся дым
                                   под потолком высоким —
А рядом, как часы, стучат костяшки домино.
На электрических часах устало
                                                стрелка дрогнет,
Ещё минута – и течёт
                                     расплавленный звонок.
Оставят парни домино, свои оправят робы,
И встану я за мой рябой,
                                     мой фрезерный станок.
Забью тяжёлым молотком тупую заготовку,
Так, что прокладка зазвенит
                                        в промасленных тисах,
И вдруг пойму, что этот день,
                                       как я, прямой и тонкий,
Переломился пополам не только на часах.

1965

После смены

Течёт толпа из хмурых проходных,
На всех углах двоится и троится,
И вот уже остались мы одни,
И вот уже вокруг чужие лица.
Там, позади, людской поток течёт,
И полы у плащей взметает ветер,
А здесь уже мы все наперечёт
И, может быть, одни на целом свете.
Напрасная ль дорога нам легла,
Раз так легко нам в мире растворяться,
Прощаться возле каждого угла
И на холодных улицах теряться?

1965

В подземелье. Псково-Печерский монастырь

Отец-наместник дал мне разрешенье
Сойти во тьму, ведь мы с ним —
                                                земляки.[2]
Свеча в руке, кончаются ступени
И каплет талый воск на башмаки.
Над нами флюгера на башнях стонут,
А здесь во мраке тлеют образа.
Со мной идёт загадочный эстонец,
Его непроницаемы глаза.
И нас ведёт загадочный священник,
Его глаза сухи, утомлены.
Я у него готов просить прощенья,
Хотя не знаю за собой вины.
А тишь такая, что зрачки морозит.
Но вот в простенке задрожит свеча —
Закладывают склеп. Как капли оземь,
Всё глуше, глуше кирпичи стучат.
А ведь сегодня утром мне казалось,
Что чудеса должны быть высоки, —
И вот в песке подземном увязают
Закапанные воском башмаки,
И холод этих стен в разгаре лета
Рассеивает всю мою тоску.
Так дай мне Бог шагать по белу свету,
Как я иду по чёрному песку.

1967

«Нам объяснял экскурсовод…»

Нам объяснял экскурсовод,
В какой реке какая рыба,
В какой тюрьме какая дыба,
В какой земле какой народ,
Какая где растёт трава,
Где мертвецов в земле хоронят,
Где на добычу стай вороньих
Их вешают на дерева.
Мне было чувствовать дано,
Как весело прошло по жилам
И голову мою вскружило
Всезнанья сладкое вино.
Теперь я понял, что нигде
Не могут люди жить без хлеба,
Что дождь на землю сходит с неба,
А рыба плавает в воде.

1970-е

Селенга

На песке у медленной воды
Влагой наливаются следы —
Это в полукружье каблука
Селенга́, зелёная река.
У неё – шестнадцать рукавов,
Вдоль неё – пятнадцать островов.
Как щетина жёсткая, трава
Густо покрывает острова.
Дно реки – страницу из песка,
Покрывают строки дневника.
Образуют в тёмной глубине
Надписи, неведомые мне,
Бычий череп или шар ядра,
Гривенник и дужка от ведра.
Селенга, зелёная река,
Вспомнит молодого казака,
Вынесет на берег для меня
Пряжку от казачьего ремня
С барабаном, саблей и орлом,
Чищенную мелом и сукном.
А теперь у медного орла
Зеленью подёрнуты крыла,
Как трава по этим островам,
Как вода по этим рукавам.

1970-е

Баллада

Был ты, хан Зундуй, великий хан,
Табуны твои сотрясали степь,
А теперь у тебя четыре шатра,
На четыре шатра – одна кошма.
Где лежит кошма, там сидит жена.
Было сорок жён, а теперь одна.
Лишь она одна в очаге твоём
Бережёт огонь и сидит у ног.
Не ушла, как все, за чужим седлом
Ни травой под снег, ни водой в песок.
Был ты, хан Зундуй, великий хан,
Твой бунчук сиял, как в ночи огонь.
Где стоял бунчук, свищет тарбаган,
Табуны твои стали ветром с гор.
У тебя мечей: один меч тупой,
Один ржавый меч,
                   с третьим – в землю лечь,
А четвёртый меч твой последний раб
Привязал к бедру, убежав вчера.
У тебя коней: один конь хромой,
Один конь больной,
                            один конь – дурной,
А четвёртый конь мог служить добром,
Да живёт стрела под его ребром.
У тебя друзей: один друг немой,
Один друг слепой,
                             один друг – скупой,
А четвёртый друг не поднимет рук,
Его кружит дух, как гончарный круг.
А врагов твоих дотемна считать,
До зари потом и до звёзд опять,
И ещё останется сто врагов,
Чтоб прогнать тебя по семи кругам,
А сто первой – та, что глядит в огонь
Твоего последнего очага.
Чья ладонь дрожит на твоей щеке,
Да душа лежит – не в твоей руке.

1970-е

Наводнение

В конце июня расцвели жарки.
К концу июня выгорели травы.
Патруль идёт по берегу реки —
Я у воды и два солдата справа.
Надувшаяся к ночи Селенга,
Тугая, словно брюхо барабана,
Несётся, не вмещаясь в берега,
От скал Хангая до Хамар-Дабана.
Откуда столько бешеной воды?
Ни одного дождя за три недели.
Стоит жара, лесных пожаров дым
Ложится чёрной крошкой на постели,
Но оттого смутилась Селенга
И все её притоки одурели,
Что вечные в горах сошли снега,
И скалы от потёков побурели.
Не таяли они с начала дней,
Сияли с разделенья тьмы и света.
На следующую страницу
Другие книги автора Леонид Юзефович
Ваши рекомендации