Не знаю как другие, но я устроен таким образом, что постоянно возвращаюсь мыслями в прошлое. Сейчас модно заниматься саморазвитием, и я сталкивался с тем, что некоторые так называемые коучи на тренингах говорят о том, что вспоминать и заново переживать те моменты, которые случились когда-то в прошлом, вещь бесполезная, мол, все равно ничего исправить невозможно и лучше сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Но лично я с этим не согласен. Мало того что сам часто вспоминаю, а еще сейчас попытаюсь ненадолго погрузить в свое прошлое и вас. Хочу поведать всего о нескольких эпизодах из своего далекого детства. Они где-то смешные, а где-то поучительные, и, возможно, кто-то, кто меня знает, прочитав эти строки, поймет, почему я стал именно таким, какой есть на сегодняшний день. И как знать, может быть, именно те мелкие неприятности, пережитые в раннем детстве, о которых я собираюсь вам поведать, позволили мне избежать более крупных ошибок уже во взрослом возрасте.
Москва, 1974 год… Для меня он стал эпохальным. Именно в том году я пошел в первый класс престижнейшей школы с музыкальным уклоном, расположенной всего в каких-то паре километров от Кремля, и меня там сразу же определили в хоровую капеллу мальчиков. Причем женщина, проводившая предварительное прослушивание соискателей, с таким пристрастием цокала языком, оценивая мой слух и вокальные данные, что мама моментально утвердилась во мнении о том, что меня неминуемо ждет успех, никак не меньший, чем у самого Робертино Лорети1. Я думаю, что, кроме того, она была под впечатлением грандиозного всесоюзного триумфа Сережи Парамонова, юного солиста БДХ (большого детского хора Центрального телевидения и Всесоюзного радио СССР), знаменитого исполнителя песенки крокодила Гены из мультфильма про Чебурашку и шлягера того времени «Товарищ песня» из популярного, только что отснятого сериала «Как закалялась сталь»2.
Мой небогатый репертуар был чем-то схож с парамоновским:
– Там вдали, за рекой, зажигались огни, в небе ясном заря догорала, – сходу затягивал я хит времен гражданской войны из того же фильма своим тоненьким голоском по каждой маминой просьбе, и слушатели тут же начинали закатывать глаза и охать, предрекая мне какое-то невероятное музыкальное будущее. Я так же иногда исполнял некоторые другие песни, но тематика была примерно та же: «Катюша», «Орленок», «Тачанка».
Меня вообще воспитывали в буденовских традициях. Мама работала в доме пионеров и обычно старалась брать меня с собой на всевозможные внешкольные детские мероприятия, но особенно старалась внести свою лепту в мое патриотическое воспитание баба Аня. Это мама моего отца – заслуженная работница Госплана, в то время находящаяся уже на пенсии. Меня частенько оставляли под ее неусыпным присмотром, вместо того чтобы вести в детский сад. Таким образом, родители считали, что убивают двух зайцев сразу: не дают скучать бабушке и просвещают внука. И она к вопросу просвещения подходила весьма добросовестно. Стихи Пушкина и Лермонтова, Фета и Тютчева то и дело шли в ход, создавая, возможно, даже избыточное, давление на мои, пока еще не окрепшие маленькие уши. А еще были бабушкины рассказы о тогда уже умершем муже и, стало быть, моем деде, заслуженном ветеране партии, орденоносце и участнике гражданской и отечественной войны. Однако про родного брата белогвардейца, эмигрировавшего в годы гражданской войны и впоследствии работавшего в парижском такси, баба Аня скромно умалчивала, и, надо сказать, правильно делала. Распространяться о такого рода вещах в то время было не принято. Мало ли что. Тем более что все связи с ним Анна Алексеевна прервала еще в зародыше, несмотря на отчаянные попытки того наладить контакт с родными оставшимися в Советской России.
Видимо, для меня, тогда пятилетнего, мощнейший поток информации от бабушки оказался критическим, и в конце концов я не выдержал и сотворил нечто такое, за что меня потом к ней уже долго не пускали.
А случай вышел, прямо скажем, трагикомичный. Я, как обычно, носился по квартире, во что-то там играл и вдруг заметил, как Анна Алексеевна, налив себе чаю и отрезав добротный кусок кекса, подошла к столу в гостиной и неспешно начала усаживаться, предвкушая приятную трапезу. В моей голове молниеносно созрела кровожадная идея. Где-то глубоко внутри я понимал, что так поступать неправильно, что бабушке будет очень больно, и мне потом не поздоровится, но соблазн был настолько велик, что я просто ничего не мог с собой поделать. Баба Аня медленно опускалась на стул, а моя внутренняя борьба продолжалась очень недолго, поскольку медлить было никак нельзя. И когда она оказалась в одном мгновении от соприкосновения с сидением, я подлетел и выхватил злосчастный стул из-под бабушкиной попы. Я не понимал почему, но мне отчего-то очень хотелось это сделать, и я не удержался, получив при этом какую-то необъяснимую разрядку и испытав неподдельное удовольствие.
Что было дальше, несложно себе представить. Я, конечно, сразу же, как мог, начал поднимать ее с пола, попутно поясняя, что все произошло само по себе, а я тут просто мимо проходил. Но Анна Алексеевна мне почему-то не поверила и, едва придя в себя, несмотря на все уговоры и отчаянные просьбы никому ничего не рассказывать, бросилась к телефонному аппарату, находящемуся в общем коридоре коммунальной квартиры. Остаток дня, проведенный в ожидании приезда разъяренного отца, для меня показался просто вечностью…
